Обрученные с Югом
Шрифт:
— Вот оно, — вдруг опять заговорила Шеба. — Ты прав, Тревор. Оно наступило. Как это приятно. Это точно оно, Тревор.
— Да что оно-то? — заорал я. — Вы говорите о чем-то, а я даже не понимаю, о чем. Какого черта!
— Мы говорим о прекрасном мгновении. Мы с Тревором ищем их всю жизнь. Они случались и раньше, но всегда что-нибудь их разрушает.
— Тише, — попросил Тревор. — А то сглазите, и все пропадет.
— В прошлом году мы отправились смотреть на китов в Орегоне, — говорила Шеба. — Мать взяла нас. Мы плыли себе и плыли, и вдруг начали появляться киты. Океан кишел китами.
— И тут у мамы началась рвота, — продолжил Тревор. — Она сказала, что это морская болезнь, но мы-то знали, что это виски. Понятно, самым лучшим этот день уже никак не назовешь. Даже в десятку лучших он не попадает.
— Зачем Лео все это знать, Тревор? — перебила брата Шеба. — У него была прекрасная жизнь. Он сохранил душевную чистоту.
— Ну да, вы ведь недавно в городе, — кивнул я. — Вы ничего не слышали о моем брате.
— Мы думали, ты единственный ребенок в семье, — ответил Тревор.
— Теперь да. Но так было не всегда. Позвольте, я расскажу вам маленькую историю. У меня был брат Стив — самый лучший, самый красивый брат на свете. Я считал его и самым счастливым. Когда мне было восемь лет, я нашел его в нашей ванне, он перерезал себе запястья и горло. После этого я несколько лет не вылезал из психушек. Думал, что умру от горя. Так почти и было. Но я выкарабкался. Прекрасная жизнь, говорите? Нет, Шеба, это не так. И чтобы вы знали: у меня нет ни одного друга среди сверстников. Ни одного.
Близнецы перегнулись через надувную камеру. Тревор пожал мне руку, Шеба коснулась моего плеча.
— У тебя двое друзей, — взволнованно сказала Шеба.
— Теперь у тебя двое друзей, — повторил Тревор. — Мы будем любить тебя с удвоенной силой, мы ведь близнецы.
— Ты говорил с кем-нибудь из ребят про Стива?
— Ни с кем. Но все в Чарлстоне об этом знают.
— А нам ты рассказал сам. Это большая честь для нас, Лео, — заметил Тревор.
— Да, большая честь, — откликнулась Шеба. — Давайте подвинемся, чтобы дать место Стиву. Пусть он поплавает с нами.
Шеба передвинулась ближе ко мне, Тревор тоже. Освободилось место, которое мог бы занять мой брат.
— Стив! — сказала Шеба. — Это ты, дорогой?
— Конечно, это он. Кто же еще? — ответил Тревор. — Разве он мог отказаться от такой прогулки?
— Я его не вижу, — признался я.
— Ты его почувствуешь, — ответила Шеба и добавила тоном терпеливого наставника: — Мы научим тебя получать радость с помощью воображения.
— Ты должен поверить, и тогда все воображаемое станет реальным. Ты способен на это, Лео? — спросил Тревор.
— И тогда Стив тоже все почувствует, — уточнила Шеба. — Поговори с ним. Он очень волнуется. Для него эта встреча много значит.
— Привет, Стив, — сказал я, и мой голос пресекся. — Господи, как я скучаю по тебе, Стив! Мне же брат был нужнее, чем всем другим людям на свете.
И тут я треснул, раскололся, как оконное стекло, и близнецы вместе со мной. Когда я кричал, они кричали
— Я испортил вам прекрасное мгновение, — сказал наконец я.
— Нет. Ты сделал его еще прекраснее, — ответила Шеба. — Ты открыл правду о себе. Люди этого никогда не делают.
— Ты доверил нам часть самого себя, — откликнулся Тревор. — Ведь прекрасное не значит непременно веселое. Прекрасное состоит из множества самых разных элементов.
— Знаете, почему я привез вас сюда? Хотите узнать, почему мы сегодня плывем в Чарлстонскую гавань?
— Нет, не знаем, — ответила Шеба. — А Стив знает? Ты не должен забывать о нем. Ты стал участником нашей воображаемой жизни, Лео. Это очень серьезно.
Я посмотрел на пустое место, где плыл мой брат, и сказал:
— Стив, тебе эта история понравится больше всех.
И я рассказал о том лете, когда мои родители полюбили друг друга. Близнецы слушали и ни разу не перебили.
— Это настоящая любовная история, — подытожил Тревор, когда я закончил.
Лагуна осталась позади, мы вошли в более холодные воды Чарлстонской гавани, по-прежнему оставаясь пленниками течения, которое делалось все сильнее по мере того, как мы плыли по реке Эшли. Солнце клонилось к закату, и река окрасилась в оранжевый цвет, а потом превратилась в расплавленное золото. Мы испугались, потому что не сразу заметили лодку с отцом. Но я увидел, как он машет нам. Он привязал «Китобоя» к бую, с превеликим удовольствием ловил рыбу и не спешил вытаскивать нас. Мне кажется, он так радовался, видя меня в обществе сверстников, что оставил бы нас плавать до полуночи, если б не опасался за наше здоровье.
Течение быстро несло нас навстречу отцу, и я поспешил сообщить из чувства долга близнецам новость, несмотря на первоначальное решение молчать. Я боялся испортить этот удивительный день, но выхода не видел.
— Шеба, Тревор! — проговорил я неуверенным голосом. — Не знаю, с чего начать. Сегодня необыкновенный день. Лучшего в моей жизни не было. Но вчера на меня напали. Какой-то мужчина, в аллее. Вот почему у меня синяк под глазом. Он приставил мне к горлу нож. Сказал, что убьет меня и моих родителей. Он знает, что вы ночевали у нас в доме, и видел нас с тобой, Шеба. Он был в маске. Он нарисовал у меня на лбу такую же штуку, какая была на вашей двери. Я испугался до ужаса.
— Ну вот, ты все испортил, Лео, — холодно проговорила Шеба. — Испортил такой прекрасный день.
— Да уж. Паф — и конец. Все испорчено. — Тревор пожал плечами и отвернулся от меня.
— Я же не хотел! Просто я беспокоюсь за вас.
— Мы уж как-нибудь сами о себе побеспокоимся. Так всегда было, так всегда будет.
Отец завел мотор и выехал на середину реки, чтобы перехватить нас. Бросив якорь, он заглушил мотор и по очереди втянул нас на борт. Несколько часов проведя в соленой воде, мы с удовольствием вытерлись пляжными полотенцами и утолили жажду холодной кока-колой, которую отец припас в переносном холодильнике.