Обрученные с Югом

Конрой Пэт

— Твоя мать отвезла меня на плантацию, я забрал машину и вашу одежду. — Отец протянул нам мешок с одеждой и шлепанцами.

Мы с Тревором молча сняли плавки, надели шорты и футболки. Я проклинал себя за то, что рассказал про человека в аллее. Я боялся, что из-за своей опрометчивости навсегда лишился дружбы близнецов, хотя совершенно не понимал, в чем моя вина и почему моя откровенность вызвала у них такую досаду.

Выйдя на пристань, мы пересекли Локвудский бульвар и повернули на Синклер-стрит, к дому. Отец по-прежнему пребывал в прекрасном расположении духа и умудрялся поддерживать разговор с близнецами. Мы проводили их до

дома, где миссис По смотрела телевизор в гостиной. Когда я прощался с Шебой, она удивила меня: обняла и поцеловала в щеку.

— Это был прекрасный день. Я все объясню Тревору. И другим этот день быть не может.

Я пожал ей руку, и тут она вложила мне в ладонь записку. Вдруг это любовная записка, размечтался я. О любовных записках я читал в романах, но никогда их не получал. Отец положил руку мне на плечи, и это оказалось очень кстати. Нам было очень хорошо, мы не спеша шли к дому и обсуждали, что приготовим на ужин.

Едва оставшись один, я сразу развернул записку, которую Шеба тайно вручила мне. Это было не любовное послание, и все же оно поразило меня как громом.

«Дорогой Лео, — писала Шеба. — Прости, что мы с Тревором огорчили тебя. Мы знаем, кто напал на тебя. Из-за этого человека мы и живем воображаемой жизнью. На тебя напал наш отец. Да, Лео. Ты познакомился с нашим добрым папашей».

Глава 7

Вечеринка

Четвертого июля я устроил вечеринку в честь окончания испытательного срока. Все утро мы с отцом расставляли столы и складные стулья, которые принесли из школы. Мать украсила каждый стол вазой с цветами из своего сада. Вечером отец жарил на углях кабанчика, оглашая темноту проклятиями в адрес енотов и бродячих собак, которые сходили с ума от запаха свежей свинины. Шеба с Тревором пришли утром и весь день помогали нам: чистили столовое серебро, вытирали столы, стелили скатерти, поскольку моя мать твердо заявила, что в ее доме никогда не будут принимать гостей на бумажных скатертях с одноразовой посудой.

В час дня приехал тренер Джефферсон со своей семьей, и они с отцом начали сооружать временный бар. Меня удивил богатый ассортимент этого бара: от самых простых напитков, вроде пива, до изысканных, вроде коньяка. Миссис Джефферсон со своей матерью принесли ящики с лимонадом и холодным чаем. Айка и меня по требованию отца послали купить еще льда, словно нам предстояло запускать ледокол. Мы сели в «шеви» и отправились в Северный Чарлстон.

С погодой нам повезло. Четвертого июля в Чарлстоне может стоять такая жара, что краска на автомобилях покрывается волдырями. Но в тот день было облачно, дул прохладный ветерок. Несмотря на волнение, у меня было легко на душе, как никогда за много лет, и я испытывал эмоциональный подъем. Я пытался взглянуть на себя со стороны, чтобы понять, каким человеком я был в период становления.

— Зачем ты опустил верх у машины, белый осел? — прервал мои размышления Айк.

— Затем, что сейчас лето, черный болван. А летом весело ездить с опущенным верхом.

— Как, по-твоему, отнесется белый коп или реднек [41] к тому, что белый парень рассекает по хайвею со своим чернокожим братцем, словно им принадлежит весь мир?

— Хорошо отнесется. Замолчи, Айк, и радуйся жизни.

Айк поправил зеркало бокового вида, чтобы лучше видеть.

— Они подвесят меня на дереве. За

черную задницу.

41

Реднек (англ.)( досл.:«красношеие») — жаргонное название жителей глубинки США, вначале преимущественно Юга. (Прим. ред.)

— Все-таки лучше тебя, чем меня.

— Они могут подвесить обоих. Ты не знаешь этих белых придурков, а я знаю.

— В самом деле? И на кого же ты работаешь, господин эксперт по придуркам? На Институт Грэхема? Слушай, Айк, каждый раз, когда мы вместе, ты переводишь разговор на политические рельсы. Мы едем за льдом. У меня такое чувство, будто я посадил в машину социолога или политика.

— Бдительность — залог безопасности.

— Хорошо, я засуну тебя в багажник.

— Мне и здесь неплохо. Я только хочу, чтоб ты не забывал глядеть в оба.

— А для чего я дружу с таким глазастым парнем, как ты?

— Ты вообще обмозговал хоть как-то список приглашенных, беленький мальчик? Ты зовешь и белых, и черных на одну вечеринку, ослиная голова.

— Я очень хочу, чтобы ты познакомился с одной чернокожей девушкой. Она из приюта.

— Я не собираюсь знакомиться с сиротами из приюта.

— Эта тебе понравится. Ужас какая хорошенькая.

— Откуда ты знаешь все на свете?

— На то я и белый придурок. — Я взглянул в зеркало заднего вида и вздрогнул. — Ого! Там, слева, грузовик, битком набитый реднеками. Господи, да у них ружья, они прицеливаются. Ложись! Быстро ложись!

Айк соскользнул вниз, под сиденье.

— Ну как они? Не отстали? — спросил Айк, когда мы проехали секунд тридцать.

— Прости, я обознался. Это были дошкольники с мороженым. Ложная тревога.

— Ты, вонючий врун, Стром Термонд, сукин сын!

Спустившись по Ремаунт-роуд, мы подъехали к недавно открытому морозильному цеху. Его хозяин когда-то учился у моего отца. Я разозлил Айка своим розыгрышем и теперь переживал из-за этого. Он первый нарушил молчание вопросом:

— А ты сказал всем этим белым, что пригласил черных на свою поганую вечеринку?

— С чего ты взял, что моя вечеринка поганая? Я праздную окончание испытательного срока.

— У тебя, я смотрю, интересная жизнь. Ты и псих, и торговец наркотиками. Когда ты все успеваешь?

— А я пользуюсь любым случаем, чтобы сделать жизнь интереснее. С тобой вот общаюсь, например. А если кому-то не понравится, что на вечеринке черные, того я не держу.

— У тебя с головой не в порядке, беленький мальчик.

— Зато я верю в силу молитвы. О Господи Всемогущий, сделай так, чтобы завтра утром я проснулся с головой великого и безупречного Айка Джефферсона, чертовски предусмотрительного юноши.

— Крупно повезет, если меня не укокошат из-за тебя в этом году, — пробормотал он, скорчив рожу, пока я тормозил возле отгрузочного пункта морозильного цеха.

Мы загрузили льдом свободные сиденья и багажник. А когда вернулись, к дому подъехал приютский автобусик, за рулем сидел мистер Лафайет. Сестра Поликарп обрядила своих подопечных в оранжевые спортивные костюмы с надписью «Приют Святого Иуды» на спине и на груди.

— Привет, маркиз Лафайет! Почему Полигарпия так вырядила детей? Ты разве не объяснил ей, что у нас будет вечеринка?