Обсидиановая бабочка
Шрифт:
Я боялась, боялась по-настоящему, не убить боялась или быть убитой, но как бы случайно не застрелить Эдуарда. У меня в руках незнакомый автомат. Я никогда даже не видела, как из него стреляют. Если взять прицел слишком высоко, что с ручным пулеметом, что с автоматом, можно промахнуться. И если я начну поливать комнату свинцом и ни в кого не попаду, то меня заслуженно пристрелят. Сделав последний глубокий вдох, я шагнула в комнату, прикрываясь дверью. В кино стреляющий всегда стоит в проеме, как идиот, а это – лучший способ, чтобы тебя убили. Используй укрытие, если оно есть.
Доля секунды у меня была, чтобы
Я тоже бросилась на пол, плюхнулась животом, целясь в него. Сейчас мне уже не надо было бояться попасть в Эдуарда, и я держала спусковой крючок и поразила Аларио до того, как он успел выстрелить. Тело его заплясало под ударами пуль. Что-то было завораживающее в том, как пули рвали его в клочья, – а может, я просто не могла отпустить спусковой крючок.
Краем глаза уловив движение, я перекатилась на плечо, наставляя автомат. И успела вовремя убрать палец с крючка.
Эдуард стоял на коленях среди тел своих конвоиров, держа в руке пистолет. И другую руку вытянул вперед, будто отгораживаясь от пуль, как если бы не был уверен, что я вовремя сориентируюсь.
На несколько секунд мы так и застыли – я на полу, на боку, с наставленным на него автоматом, держа палец на крючке, но не нажимая на него. Эдуард – с протянутой рукой и автоматическим пистолетом в другой руке, направленной вниз.
Губы Эдуарда задвигались, но я ничего не слышала. Частично от адреналинового шока, частично от автоматной стрельбы в закрытом помещении без наушников. Медленно поднявшись на колени, я отвела ствол в сторону от Эдуарда. Кажется, он понял, что я не слышу, потому что показал два пальца и потом большим пальцем вниз. Забияка и Стрелок убиты. Ура.
Что Аларио мертв, это я знала. Я его даже с хорошим запасом пристрелила.
Райкер сидел в кресле, открывая и закрывая рот, как рыба на песке. Его красивая белая рубашка и элегантный пиджак пропитались кровью, разлившейся по всему телу и даже по рукавам. Сидел он так, чтобы руки его были на виду. Не знаю, то ли сила выстрелов оттолкнула кресло от стола, то ли он сам туда бросился.
Эдуард показал на Райкера, и я услышала одно слово из фразы:
– Охраняй.
Он хотел, чтобы я охраняла Райкера, а не убила его. Да, конечно, нам надо знать, где держат детей. Оставалось надеяться, что он скажет раньше, чем умрет.
Слух возвращался скачками. Я услышала слова Райкера: «Пожалуйста, не надо». Так Питер говорил из монитора. Приятно, что Райкер нас умоляет. Вернулся с автоматом в руках Эдуард, проверявший коридор, и закрыл за собой дверь, чтобы, если у нас появится компания, это не было совсем уж внезапно.
Когда он начал задавать вопросы Райкеру,
– Говори, где Питер и Бекки? – спросил Эдуард, наваливаясь на спинку кресла Райкера, придвинувшись лицом к лицу.
Райкер закатил глаза, глядя на него. На губах у него была кровавая пена. Как минимум одно легкое я ему пробила. Если бы оба, он бы сейчас умирал. Если только одно, то он еще может выжить, если достаточно быстро окажется в больнице.
– Ради бога! – сумел он произнести.
– Скажи, где держат детей, и я позволю Аните вызвать «скорую».
– Обещаешь? – спросил он хриплым голосом. Горло у него было забито тем, чего обычно в горле не бывает.
– Обещаю, как ты мне обещал.
Либо Райкер не уловил иронии в словах Эдуарда, либо не хотел улавливать. Человек, который боится смерти, готов поверить во многое. Он поверил, что мы вызовем «скорую», потому что хлюпающим голосом рассказал нам, как пройти к детям и где их держат.
– Спасибо, – произнес Эдуард.
– Вызывай, – напомнил Райкер.
Эдуард приблизил к нему лицо почти вплотную.
– Ты хотел, чтобы тебя спасли от монстра?
Райкер кивнул, сглотнул кровь и закашлялся.
– Я тебя спасу от монстра. Я тебя от всего спасу.
И он застрелил Райкера в голову из девятимиллиметровой «беретты», которую отобрал обратно у мертвого Забияки. Мои пистолеты все еще где-то шлялись вместе с Микки.
Эдуард пощупал у Райкера пульс и не нашел его. Поднял глаза на меня.
Я всегда думала, что Эдуард убивает хладнокровно, но сейчас в этой младенческой голубизне читалась резкая, горячая ярость, как лесной пожар, который еле-еле удается сдерживать. Он по-прежнему собой владел, но впервые я подумала, не подошел ли он сейчас к той точке, где может потерять над собой контроль. Холодным и собранным можно оставаться только тогда, когда тебе безразлично. А Питер и Бекки не были безразличны для Эдуарда. Они и Донна. Его семья.
Он велел мне перезарядить автомат. Я послушалась. Если Эдуард говорит, что я расстреляла почти весь магазин за несколько секунд, значит, так и есть. И еще я взяла у мертвеца запасную обойму и сунула в сумку.
Эдуард направился к двери, и я пошла за ним. Раньше я думала, что ничего нет страшнее Эдуарда в моменты его величайшего хладнокровия. Я ошибалась – куда страшнее Эдуард, защищающий свою семью.
59
Несколько часов спустя (хотя по моим часам прошло всего тридцать минут) я распласталась у стены, прижимаясь как можно ниже, чтобы не попасть под выстрел. Я знала, что изначально мы намеревались спасти детей и все еще собирались это сделать, но сейчас главной моей задачей было не схлопотать пулю. Этого плана я придерживалась уже минут пять. Раньше я слыхала выражение насчет града пуль, но никогда не понимала, что оно значит на самом деле. Как будто сам воздух движется и плещет и наперчен мелкими юркими предметами, вгрызающимися в каменную стену и оставляющими в ней дыры. Два автомата с той стороны коридора прижимали нас к земле перекрестным огнем. Никогда в меня раньше не стреляли из автоматов. Это произвело на меня такое впечатление, что я ничего в эти пять минут не делала, только прижималась к стене и держала голову вниз.