Очаги ярости
Шрифт:
— Скурвились? Неужели все сразу?
— Постепенно, — ворчливо заметил Хорст. — Но ведь и разу достаточно. Видел бы ты, Бенито, что с ними сделалось. Это страх. Это ужас. Так измениться… А они не видят проблем, они продолжают. Чёртовы зоофилы!
Глава 15. Врачевание памяти
(прямо сейчас про чуть ранее;
вспоминает Хорст Драйхорн, солист группы «Оу Дивиляй», Свободный Содом)
1
А
Тварь хотела сбежать, но ей не позволили, приковали в зале для массовых оргий. Первое время с ней развлекалась лично Мэри Бастинда, после, натешившись, она предложила её в общее пользование.
Нет, сначала не в общее, а для содомской верхушки. Люди в верхушке Содома все как один — образованные. Есть артисты, врачи. Ну а кроме того — теоретики философии гедонизма. Их теориям очень способствуют акты гедонистических практик.
Эта публика на предложение Мэри Бастинды откликнулась с энтузиазмом — и вслед за ней испытала новые ощущения.
К этому времени и относятся те дискуссии о природе твари, что захватили Свободный Содом. Что оно, мол, такое — данное нам в сношении. То ли разумный сидянин, то ли животное Сида, именуемое ляян.
За ляяна стоял тот факт, что сношаемое не говорило. Но, с другой стороны, что за смысл ему говорить? Кто в Свободном Содоме знает сидские языки? Да никто не знает. Ну и тварь ничего не бельмеса по-человечески.
Да и станешь ли ты о чём-нибудь говорить, если тупо находишься в сексуальном рабстве? Нет, не станешь. Зачем свой позор облекать ещё и в слова. Драйхорн, коль был бы в таком униженном положении, не написал бы ни строчки. Да, другие-то пишут. В том-то и смысл недостойной и примитивной музыки поп. Музыка поп — она несколько омерзительней, чем даже поп-музыка.
2
В общем, того сидянина (или ляяна) быстро распробовала вся верхушка Содома, да и не только верхушка. Всё же в Свободном Содоме построена сексуальная демократия. При которой верхушка, понятное дело, дерёт низы, но и низы как бы вхожи в занятья верхушки. В сексуальной игре верх и низ очень запросто переворачиваются. Но, разумеется, только на время игры. После игры представитель верхушки может продолжить хлестать своего раба — хоть до смерти захлещет. Ну а раб не свободен продолжить хлестать своего господина.
В том, с ляяном ли чпокаться, или с разумным сидянином, тоже, конечно, имеется игровой момент. Если кому-то охота почувствовать себя зоофилом, тот говорит: «Ой, ребята, я без ума от животного!», если же хочется доминировать и унижать разумное существо, то тогда зацветут ярким светом истолкования типа: «Ой, глядите, нам всем хорошо, а бедняга осознаёт и страдает!».
В фольк-рок-группе «Оу Дивиляй» разговорчики о ляяне-сидянине тоже происходили. Только Драйхорн тогда им внимания не придавал.
Группа «Оу Дивиляй» — коллектив и творческий, и сплочённый. Ну, теперь-то вернее сказать — был таковым. Каждый знал-понимал, что продать свою песню за какие-то парочку судорог и пароксизмов страсти — это совсем не судьба для настоящих артистов, это блуд для тупых свиней. Ну, коль все понимают, и Драйхорн тоже в курсе, что все понимают, что же он будет своих-то подозревать в подлой зависимой глупости?
Всё так и шло, в благодушии и сочинении песен, только в некий момент не смогло уже продолжаться. В этот момент (момент истины!) оказалось внезапно, что всё было ложью. Если б не он, Драйхорн думал бы до сих пор, что в группе всё хорошо.
Те, кто общался с ляяном, стали перерождаться.
3
Да, как-то так оно и произошло. Первым делом перерождение зацепило начальницу посёлка — Мэри Бастинду. Ей бы задуматься, если не всполошиться, но она только обрадовалась. Всем сексуальным партнёрам — старым и новым — хвасталась небывалыми особенностями своего тела.
— Так и сказала, прикинь: у меня две талии! — поражался Себастьен.
— А ты сам-то откуда знаешь?
— Да уж рассказывали!
В этом, конечно, и не было ничего удивительного: кто-то о талиях у Бастинды поведал Себастьену, а Себастьен — Драйхорну. Правда, в рассказе Себастьена было слишком много эмоций, но и то тоже дело понятное. Парень он впечатлительный, а тут говорят о женщине, да ещё не с одной только скучной талией, а с таинственными двумя.
— Нет, — объявила Сони. — Так не бывает. Талия или одна, или вовсе нет.
А Себастьен в ответ:
— Так это у человека!
— А Бастинда не человек?
— Уже не совсем.
Драйхорн решил бы, что Себастьен шутит, но и Пфайфер потом рассказал о том же. И ему почему-то то же самое «рассказали». И ему было ясно, что талий две. А сколько ещё?
— Да не бывает того! — опять кипятилась Сони.
— Нет, бывает! — упорствовал Пфайфер. — Это, считай, как горбы у земного верблюда. Есть одногорбые, есть и двугорбые, дромадеры и бактрианы. Вот и с талией так же.
— Глупость какая! Горбы — это просто горбы. Ну а талией называют именно то, что является определённой частью тела…
Сони, признаться, в своих убедительных доводах за совершенством формулировок почти не следила.
Драйхорн помог:
— Талия располагается где? Над поясом нижних конечностей.
Ну а Пфайфер:
— Так это у человека. У человека таких поясов только лишь два.
— А у кого-то их больше?
— Ну да. Например, у того ляяна. А теперь вот и у Бастинды тоже.
— У Бастинды не только две талии, но и три пояса конечностей?
— Ну а я толкую о чём?
— Нет, — заявила Сони. — Даже если Бастинде поверить, всё же нет, это ничуть не красиво! Человеку должно иметь две руки, две ноги.