Очарованная
Шрифт:
Мой рот наполнился слюной, когда он спустил свои штаны для верховой езды настолько, чтобы освободить свой толстый член, а затем грубо сжал его кулаком в своей большой руке. Его лицо было диким в темноте и с желанием, когда он поднес руку к моему лицу, а другой использовал свой член, чтобы сделать надрез на моем входе.
—Ты можешь кричать сколько хочешь, Красавица, никто не придет тебе на помощь, пообещал он, а затем погрузился прямо в конец моей пизды.
Я закричала, но на этот раз он разгладил края моих разорванных легких и я почувствовала, как мед покрывает мое горло.
Я закричала,
Я закричала, когда он наклонил голову, чтобы взять мои соски зубами, боль раскололась, как орех между его коренными зубами, в божественное наслаждение, и я закричала еще сильнее, когда он использовал руку на моей киске, чтобы ввести еще один палец в мою пизду рядом с его членом, и я стала осхитительно переполнена.
Я не закричала, когда потоком кончила на его член и бедра, так как все, что было во мне некрасивым и нечистым, вылетело из меня при исходе.
Вместо этого я со вздохом произнесла его имя и позволила напуганному разуму найти утешение в его дисциплине над моим телом.
Смутно я ощущала горячий всплеск его спермы внутри меня, когда он достиг оргазма, держа меня близко и крепко, так что я могла чувствовать резкое напряжение его возбуждения, а затем расслабиться от удовлетворения.
А потом, думаю, я потеряла сознание.
Когда я снова открыла глаза, это было потому, что Александр поднял меня на свою лошадь. Я медленно моргнула, когда он не сел на него сам, а вместо этого повернулся, чтобы пройти на близкое расстояние.
И снова моргнула, когда увидела, что что-то висит на дереве.
Это была оранжевая вспышка, которая привлекла мое внимание и вытащила мой погружённый разум в ясность.
Я узнала цвет волос по загону, по бедной девушке, которая предложила разделить со мной свое убежище.
Она свисала с дерева за разорванное и завязанное узлом платье, ее молочно-белое тело блестело в лунном свете и было покрыто пятнами грязи, покачиваясь на холодном ветру.
Кровь почернела на внутренней стороне ее бедер, и я не сомневалась, что ее использовали и бросили в сторону в третий раз за такое количество охот.
Третий удар оказался слишком сильным для девушки с мертвыми глазами, и она уступила своим демонам, покончив с собой.
Мое сердце скрутилось, окровавленное и изношенное, как старая ткань, когда я смотрела, как Александр срезал ее с дерева и осторожно положил ее на отдых под старой рябиной. Я пригладила ее пряные волосы, скрестила руки на груди, а затем склонила голову над ее распростертым телом в безмолвной молитве.
— Они хуже зверей, — пробормотала я сквозь туман своего изнеможения, когда Александр подъехал ко мне сзади на лошади. —Потому что они знают больше и все еще действуют таким образом.
— Да, — согласился Александр, крепко обняв меня и взяв поводья, пока мы шли по лесу.
Случайные крики все еще эхом раздавались в темноте, но уже меньше, так как большинство девушек уже были схвачены несколько часов назад. Я знала, что Астор ведет разведку впереди и, вероятно, предупредит Александра о приближающихся охотниках,
— Зачем ты это с ними делаешь?— спросила я.
Я должна была знать, мое сердце превращалось в два, одно темное и одно светлое, наполовину Александрово и наполовину мое. Мне нужно было узнать тонкости его злодеяний, прежде чем я позволю себе погрузиться глубже во тьму.
—Говорю же тебе, я родился здесь и вырос по их правилам. Для меня должно быть заведено быть одним из учеников Ордена, так же как многие другие вещи в моей жизни являются моими врожденными обязательствами.
— Должно быть, — проверила я, уткнув голову ему под подбородок и натягивая куртку, которую он когда-то накинул мне на плечо, ближе к себе. — Но это не так.
—В течение многих лет я думал, что мне суждено стать сыном своего отца, и я ненавидел эту мысль. Потом моя мама умерла, и человек, который не знал, как любить, стал единственным человеком, оставшимся в моей семье. Из-за этого мне было еще труднее избавиться от бремени быть сыном и наследником моего отца.
—Может быть, семья–это еще не все, — пробормотала я, не осознавая, как мои слова могли быть применимы ко мне, когда я еще больше погрузилась в свое изнеможение и начала засыпать. —Может быть, недостаточно принимать решения на их основе. Ведь надо жить для себя.
Было странно возвращаться домой, в место, которое я никогда не видела снаружи, но хорошо знала изнутри. Я провела так много своих первых дней в Перл-Холле, бесцельно блуждая по залам, и единственное, что меня отвлекло, это многочисленные странности архитектуры и дизайна. Я узнала свое отражение со многих ракурсов в Зеркальной галерее, построенной одной из многочисленных любовниц принца-регента, овдовевшей дочери шестого герцога Грейторнского. Лица в Длинной галерее, простиравшейся от одного конца до другого на втором этаже, были мне более знакомы, чем лица моих давних друзей в Неаполе.
Это было похоже на то, как если бы вы влюбились в человека, которого вы никогда не видели в лицо, хотя знали всю его внутреннюю работу, как он говорил и почему он делал паузу, когда он это делал.
Мы поднялись на вершину холма по небольшой дороге, проложенной между густыми соснами и кедрами, рябиной и ясенем, а затем показалась сторожка.
—Добро пожаловать в Перл-холл, — сказал Александр рядом со мной, наблюдая, как я впервые осматриваю поместье.
Сторожка была длинная и высокая, больше похожая на крепостную стену с вырубленной в камне аркой, через которую мы могли пройти на другую сторону. Я хотела спросить, есть ли там люди, но могла видеть, как камеры наблюдения мигали в слабом свете, и человека, который махал нам, когда мы проходили, прежде чем он повернулся, чтобы закрыть массивные железные ворота.