Очарованная
Шрифт:
— Мы приземляемся через двадцать минут.— Он увидел мое удивление и протянул мне пластиковый стаканчик с газированной жидкостью. Наши пальцы соприкоснулись, когда он передал его, и электрический ток заставил меня дрожать в хватке над чашкой. Он быстро поправил его другой рукой и прижал обе мои руки к пластику. —У тебя вышло?
Я кивнула и согнула пальцы под его хваткой, но он продолжал держать чашку, удерживая меня слишком долго. Он уставился на меня, слегка нахмурившись между густыми бровями, но я не могла понять, было ли это от неудовольствия или от удивления.
Я моргнула и медленно опустилась на стул. Очевидно, я неправильно поняла знаки. Я сделала глоток газированной жидкости и с радостью обнаружила, что это имбирный эль. Медленно потягивая его, чтобы насладиться сладким хлопком пузырьков на языке, я обратила внимание на ранний вечер, превращающийся в сумерки цвета синяка за моим окном. Впереди уже виднелись сверкающие огни Лос-Кабоса, и вместо того, чтобы думать о бесстрашном незнакомце рядом со мной, я сосредоточилась на своем волнении. У меня была неделя рая, прежде чем я встречусь с реальностью в Нью-Йорке.
После пяти лет в Париже и лишь нескольких посещений за это время я, наконец, воссоединилась со своей семьей. Последний раз, когда мы все жили под одной крышей, когда мне было девятнадцать лет. Мои брат и сестра-близнецы Козима и Себастьян уехали первыми, Козима, когда ей было семнадцать, чтобы работать моделью в Милане, а Себастьян несколько месяцев спустя уехал в Англию с деньгами Козимы в кармане и твердой решимостью стать актером. После этого я жила с матерью и старшей сестрой Еленой, прежде чем отправиться в Париж.
Я зажмурила глаза и отказалась думать о тех годах. Прошло почти пять с тех пор, как я оставила нашу скромную жизнь в Неаполе, чтобы поступить в Школу изящных искусств в Париже. Хотя я была близка со своей семьей, мне было полезно провести эти годы вдали от них. Я возвращалась домой к ним лучшим человеком, чем была, когда поспешно сбежала, и я был одновременно взволнована и озабочена тем, чтобы они это увидели.
— Чему ты улыбаешься?
Его вопрос был слегка резким, как будто он был раздражен мной. Когда я повернулсась к нему, его глаза были прикованы к светящемуся экрану телефона.
—Я давно не был дома, я с нетерпением жду встречи с семьей.
—С твоим мужем? — коротко спросил он.
Я рассмеялась, и это было так восхитительно после нескольких часов болезни и сна, что я рассмеялась еще немного. Он смотрел на меня скривленными губами, как будто хотел улыбнуться, но не мог понять почему. — Это было смешно?
— О, не совсем. Я заговорщически наклонилась вперед. —Но чтобы выйти замуж, нужен парень, а у меня не было ни одного уже много лет.
— Вот это смешно. Он убрал телефон обратно в карман, и я почувствовала вспышку триумфа от того, что он снова сосредоточился на мне. —Мне непостижимо, что ты будешь одинока. Его глаза сверкнули, когда он наклонился вперед,
Я смеялась. —Мы почти в Лос-Кабосе, у меня нет времени перечислять все свои недостатки.
— У меня такое ощущение, что их не так много, — пробормотал он и уставился на меня так, как я обнаружилла глядя сквозь меня и на меня одновременно. — Но, возможно, тебе лучше мне об этом не говорить. Женщина-загадка, — его голос был низким и ровным, таким пленительным, что я не заметила, как пилот готовит самолет к посадке, — соблазнительная вещь.
— Тогда лучше расскажи мне о себе. Я откинулась на спинку кресла, когда самолет начал крутой спуск в сторону города. — Ты уже достаточно красив.
Его громкий смешок удивил нас обоих. Он был хриплым от неиспользования, а выражение его лица, хотя и красивое по своей сути, было почти болезненным. Когда звук стих, он нахмурился. —Что бы ты хотела узнать?
— Что-нибудь отталкивающее, — бодро потребовала я.
—Отталкивающее? Это трудная задача,—хотя обычно мне было некомфортно в чужих глазах, эта голубизна на моей коже придала мне сил, и я улыбнулась ему в ответ. —Когда я смотрю на тебя, я могу думать только о том, — его пальцы нашли прядь моих каштановых волос, и он потер ее между пальцами, чтобы выпустить аромат, — о лаванде и меде.
—Хорошо,—я прочистила горло. — К счастью, мы говорим о тебе.
Его ухмылка была волчьей, когда он снова откинулся на спинку сиденья. —Я очень хорошо зарабатываю.
— Ах, ты один из этих,— его серебряные запонки сияли даже в тусклом свете падающего самолета. —Это помогает, я больше похожа на голодающего художника
—Вряд ли голодаешь,— сказал он, пока его взгляд пробежался по моим изгибам, хотя на мне была скромная хлопчатобумажная сорочка.
Не смотря на себя, я покраснела. — Нет, но все-таки художник. Дай угадаю, ты работаешь с деньгами.
— В некотором смысле, — сказал он, и его глаза заплясали. —Это «Двадцать вопросов»?
Я смеялась. —Я не играла в это с детства.
—Не так давно.
— Достаточно давно, — поправила я и глянула на него краем глаза. —Сколько тебе лет?
—Тридцать один. У меня тоже 6 футов 1 метр, и я трижды ломал правую руку. Его маленькая улыбка составляла мальчишеский контраст с его острыми, почти агрессивно очерченными чертами. Мне отчаянно хотелось обвести преувеличенную линию его челюсти и окунуть палец в небольшую впадину под его скулой.
—Двадцать четыр,—я откинула большую часть своих волнистых волос набок, чтобы показать ему татуировку за ухом.
Когда я не объяснила ее значение, он нахмурился. —Что это такое?
— Метка, — просто сказала я.
Я слегка вздрогнула, когда его пальцы коснулись закрученных чернил. —Мне это нравится.
—Спасибо. Мой голос был хриплым, когда я снова набросила волосы на плечи.
—Что привело тебя в Мексику? Насколько я понимаю, твоя семья здесь не живет. Палец легко пробежался по моей руке, подчеркивая бледность моей кожи.