Очерк о родном крае
Шрифт:
По истертой 'зебре' он пересек дорогу. Значит, от комендатуры налево, сообразил он, потом через сквер, пустырь, улицу Светлую, там еще сараюшки какие-то были раньше, потом три дома - и мой. Двухэтажный, трехподъездный, двенадцатиквартирный. Налево - Зотовы, а выше...
Фамилии верхних жильцов из памяти как-то выпали.
Марек повертел головой. Продуктовый обнаружился метров через двадцать, в цокольном этаже новостроя, узкие ступеньки вели вниз, над ступеньками аркой изгибался щит с надписью: 'Супермаркет'.
Вот и проверим,
Спустившись и толкнув простенькую дверь с зазвеневшим колокольчиком, Марек очутился в просторном подвальном помещении, где сразу же разделительным стальным барьером были обозначены вход и выход. Сидел охранник. Высились башенки пластиковых корзинок.
– Сюда?
– Марек взял одну корзинку.
Охранник, сосредоточенно жуя, кивнул.
В магазине было пусто, Мареку, шагающему между рядами, скоро стало казаться, будто он попал на съемки фильма про зомби - тишина, полки, стеллажи, лампы дневного света и вот-вот должен выскочить, утробно воя, живой мертвец.
Столкнувшись в проходе с покупателем, внимательно изучающим упаковку чая, он от неожиданности чуть не вскрикнул. Еще и синева примерещилась на чужом лице.
А выбор приличный...
Не советский и уж, тем более, не перестроечный. Макарон сорта три, риса видов шесть, желтый, длинный, коричневый... Вот где, где все это было раньше?
Марек, не глядя, сгреб в корзинку пяток разномастных пакетов. И остановился.
Ценник на спагетти смотрел на него каким-то совсем нереальными цифрами. Охренеть. Марек не поверил. В пересчете на евро макароны получались какие-то золотые, даже бриллиантовые. Почти четыре евро за пятьсот грамм. В два раза дороже, чем в Кельне.
Марек пробежал глазами по полкам.
Мать моя! Цены поражали. Невольно он стал прикидывать, придется ли что-то снимать с карточки. Нет, понятно, почему у них тут пусто. Миллионеров, наверное, в молодой республике пока немного. С другой стороны ведь кто-то здесь покупает, если не разорились еще.
Так... Марек расстался с двумя макаронными пакетами и вместо них взял рис и гречу. Тоже запредельно, но все же дешевле.
В голове включился калькулятор. Прекрасная, новоприобретенная уже в Европе способность. А как же - не умеешь считать, обжулят, сдерут, улыбаясь, семь шкур, запросят лишнее, вставят в счет...
Значит, двенадцать плюс четыре, складывал в уме Марек, итого шестнадцать. Рехнуться можно. Огурцы маринованные - еще три. Теперь салями, батон - еще десять. Итого двадцать девять уже. Нехило. Почувствуй себя бедным, называется. И что - чувствую!
В портмоне была разменянная на десятки и двадцатки сотня. Ну, может, еще десятка мелочью наберется. Уложиться бы.
Яйцо - два евро. Огурцы - господи, пять. Хлеб...
Здесь Марек озадачился. Два одинаковых лотка с одинаковыми батонами и буханками разнились лишь ценниками.
Один евро. Пять евро.
Марек оглянулся - не розыгрыш ли, не подглядывают ли исподтишка.
– Извините.
Дородная кассирша в фиолетовой блузе с бейджиком 'Костомарова Н.Ю.' смерила его взглядом.
– У вас там хлеб, - сказал Марек, ставя перед ней полную корзину.
– Ну...
Толстые пальцы замелькали, прогоняя продукты через считыватель штрих-кода. Аппарат утробно попискивал. В окошке электронной кассы скакали цифры.
– Он в разную цену.
– Ну и что?
– Кассирша скривила губы. В глазах ее, чуть выкаченных, подведенных тушью, Марек уловил неприязнь.
– С вас - четыре тысячи сто двадцать два рубля.
Продукты покатились в выходной лоток.
– И все же...
– Объясняю, - кассирша выщелкнула пакет из висящих чуть в стороне прищепок, - хлеб с примесями - пятьдесят рублей, экологически чистый - двести пятьдесят. Что неясно?
– Они одинаковые на вид.
Кассирша скрипнула зубами.
– Мы платим или нет?
Чистый бульдог, подумал Марек. И полез в портмоне.
– У меня евро.
– Это в обменник.
– А кредиткой?
– Марек выдернул уголок 'Визы'.
Кассирша гневно колыхнула телом.
– Я вам что, банк?
– А обменник, он?..
– За углом. Все, не создавайте очередь.
Очередь?
Марек обернулся. За спиной никого не было.
– А если, - шепнул он, подмигнув, - без сдачи?
– Я вам все равно по большому курсу посчитать не могу, - наклонилась кассирша, кося глазом на охранника.
– Максимум - сорок восемь с половиной.
Марек кивнул.
– Считайте.
Кассирша неловко потыкала пальцем в кнопки калькулятора.
– Если с моими, то сто евро ровно.
Марек улыбнулся.
– Я уж тогда в обменник...
– Девяносто пять, - быстро скорректировала запросы кассирша.
Марек хмыкнул и согласился. Да подавись ты, подумал, скалясь еще шире. Он расплатился. Потом быстро сложил продукты в пакет.
– Ба-альшое спасибо.
Пока шел сквером, все жалел деньги.
Безумство какое-то. Сотню - ни за что ни про что. И куда?
Пакет не казался тяжелым. Хотя с чего бы ему - почти ведь и не куплено ничего. То есть, смешно, сколько куплено. В Европе, черт, он бы на эту сумму...
Пятнадцать пицц!
Деревья склоняли ветви. Асфальт дорожки ложился под ноги. Прохожих было на удивление немного. За сквером Марек перешел узкую улочку, затем еще одну, сердце забилось чаще, и потянулись, потянулись дома и сараи...
Здесь, кричала память, здесь! Помнишь?
Марек помнил. Серое от времени дерево, забор консервного завода, жестяные листы только поверху набили. Он ведь лазил когда-то через него за бумажными этикетками, длинными, желтыми, с надписью 'говядина тушеная', а если попадались красно-зеленые, 'свинина в желе', вообще был шик...