Ода абсолютной жестокости
Шрифт:
Птицы отчётливо видны на фоне солнца. Стервятники. Но среди силуэтов я опознаю и более съедобные экземпляры. Долго целюсь в птицу, напоминающую коршуна. Выстрел – точно в цель. Подъезжаем. И в самом деле, это что-то вроде орла или коршуна, с острым крюкообразным клювом и стремительными крыльями.
– Ты хороший стрелок.
– Лучший.
– Ты знаешь оазисы?
– Нет, у меня карта, сделанная до пожаров.
– У меня тоже. Значит, надо останавливаться прямо здесь. Темнеет.
В темноте видны островки красного. Это тлеет
Бер спешивается.
– Тут нечем топить.
– И не нужно, – говорю я.
– Сырое я не буду.
Смотрю на него с презрением.
– Как же ты ехал сюда в одиночку, не зная, как развести костёр? Огня вокруг – полно. Бери – не хочу.
Отстёгиваю от седельной сумки лопату и переносной очаг, затем иду к ближайшему очагу возгорания. Земля тёплая. Ещё несколько шагов, и она становится горячей. Рядом с выходом огня на поверхность почти невозможно стоять. Делаю несколько движений лопатой, снимая слой земли. Пламя уже открытое, торф выходит на поверхность.
Втыкаю в землю палки очага, ставлю перекладину.
– Вот и всё, – говорю. – Птица приторочена к моему седлу. Готовить умеешь?
– А где мы возьмём воду?
– Пожарь на вертеле.
Он кивает и идёт к лошади.
Пока он свежует птицу, я рассматриваю свою карту. Бер пытается в неё заглянуть, но я прячу. Он отворачивается. Мы всё-таки скрываем друг от друга часть знаний. Хотя, честно говоря, нет оснований не доверять. Мы оба понимаем, что поодиночке не справиться.
Хотя мы будем продолжать играть в недоверие.
Бер насаживает тушку на вертел и отскакивает от импровизированного очага.
– Жжётся! – говорит он.
– А ты что думал… – рассеянно отвечаю я.
Если судить по карте, скоро будет развилка. Естественно, ночью мы её не заметим, да и идти во тьме опасно. Придётся спать прямо здесь, завернувшись в плащи. Меня немного беспокоит мысль о том, что утром я могу проснуться, а Бера и след простыл – вместе с моей лошадью и картой. Но я отгоняю эту мысль. Я сам принял его в попутчики.
На развилке мы должны поехать по правой дороге. Она ведёт прямиком к Сунне, без всяких ответвлений. Вообще, путь выглядит таким простым, что непонятно, почему никто до сих пор не забрал этот жемчуг. Скорее всего, отвечает мой внутренний голос, потому что никакого жемчуга попросту нет.
– Готово, – говорит Бер.
Мясо у коршуна жилистое и резкое на вкус, но вполне съедобное. Думаю, что стервятник был бы намного противнее. Бер ест с огромной скоростью, тщательно обгрызая каждую кость и отбрасывая её в сторону. Он съедает свою половину птицы, когда я только-только приступаю ко второму кусочку.
– Ты медленно ешь, – с детским азартом говорит он.
Меня удивляет, как человек за столько лет сумел сохранить подобную непосредственность.
Я киваю с набитым ртом.
Запиваю водой из фляги. Бер косится на меня, я дожёвываю и говорю:
– У тебя что, воды нет?
– Была,
– Сколько же ты взял?
– Ну, две фляги…
Водой, которая у меня с собой, можно несколько раз напоить слона. Я протягиваю флягу Беру.
– Только несколько глотков. И в последний раз.
Он жадно пьёт, но сам отдаёт мне флягу, вырывать изо рта не приходится.
– Слушай, Бер, – спрашиваю я. – А откуда у тебя карта?
– В библиотеке нашёл. В провинции Кассорг, там библиотека большая у наместника.
– И просто так забрал?
– Да. Никто не знает, что я её нашёл. Карты, сделанные до пожара, сейчас редки и не слишком-то нужны. Я взял, никто внимания не обратил. Ну а про жемчуг старика Заррона каждый дурак знает.
Хм. Как всё просто.
– Если каждый дурак знает, то почему ты думаешь, что жемчуг всё ещё там?
Он смотрит на меня бесхитростно.
– Потому что надо во что-то верить. Я верю, что найду жемчуг.
Есть два варианта. Либо он и в самом деле такой идиот, каким выглядит, либо он очень профессионально водит меня за нос. Причём делает это экспромтом: вряд ли он мог предполагать, что встретит в выжженных землях соратника.
Темнеет довольно быстро.
– Надо спать, – говорю я. – Всё равно ночью не поедем. А чем раньше ляжем, тем больше проспим, тем раньше продолжим путь.
– Угу, – хмыкает Бер.
Мы возвращаемся к дороге. Тут пыльно и жарко. Находим чуть в стороне более или менее ровное место, где можно лечь. Коней привязать не к чему, но на такой случай у меня есть специальное устройство. Достаю металлический прут, заострённый с одного конца и снабжённый загогулиной с другого. Затем извлекаю нечто вроде киянки, только потяжелее.
– И ты заставляешь коня столько тащить? – ужасается Бер.
– Это северный тяжеловоз. Он и в два раза больше может увезти. Правда, быстро на нём не ускачешь, но пока и не требовалось.
Вбиваю прут в землю как можно глубже. Привязываю коней. Ещё одну верёвку веду от прута к своей ноге.
– Если кони рванут, прут их удержит, – поясняю я. – А я проснусь от рывка и успею перехватить верёвку.
– Отлично придумано, – констатирует Бер.
Конечно. В отличие от него я подготовился. В который раз спрашиваю себя, почему этого не сделал он.
Бер ложится метрах в пяти от меня, заворачивается в плащ. Тут довольно жарко, но спать просто на земле невозможно: пыль забивается во все отверстия. Теперь я жалею, что не удосужился достать где-нибудь современную карту дороги с обозначением оазисов. Хотя вероятно, такой карты вовсе не существует.
– Спокойной ночи, – говорит Бер.
Я хмыкаю что-то в ответ.
На развилке возникает проблема. Моя карта и карта Бера рознятся. Он утверждает, что нужно ехать прямо и свернуть позже. На моей карте поворот обозначен чётко: это дорога на Сунну. Бер опасается показывать мне свою карту.