Один день Весны Броневой
Шрифт:
– Я к начальнику эшелона, - комбат дернул складки технического костюма под ремнем, - Старший - по порядку замещения, - уверенным движением поправил кепи с "пушкой" под звездочкой.
– Машин не покидать. Будьте готовы к разгрузке...
– глянул быстро на насыпь, вдоль эшелона, на платформы с самоходками. Обернулся к окружившим его командирам экипажей. Задержал взгляд на Вешке.
– Все. По машинам...
– Не стоять! По машинам!
– включился заместитель - линком Мячек, - Приготовиться к движению!
Есть. Есть. Есть... Ответили едва ли не хором. Потрусили, а потом побрели
– Что с губой?!
Девушка вздрогнула, дернула ушами. Она как раз остановилась на полдороге, глядя, как из вагонов в голове состава спрыгивают и разбегаются вдоль платформ люди - танкисты и ремонтники эту ночь провели согласно инструкциям по перевозке личного состава, только самоходчиков комбат выдернул из тесного уюта теплушек.
– 'рикусила!
– оглянулась на "щепоткА", как привыкли называть в училище командиров полубатарей - подразделение из трех машин один из преподавателей сравнил со щепотью. Любек Дивов получил назначение на должность, став вторым в потоке по успеваемости. После линкома Броневой, которая должности не получила. Обиды не было.
– Не страшно!
Попыталась улыбнуться. Зря. Зашипела, прикрыв рот рукой.
– Ты осторожнее!
– Любек, смеясь, ловко забираясь на платформу, - Этак до фронта не доедешь!
Вешка только махнула рукой: "глупая шутка". Опять посмотрела на голову состава - слабый ветер порвал пар крупными кусоками, отнес вправо, и теперь куски эти неторопливо истаивали над полем белой вервеи. А за пологой высотой поприщах в трех впереди так же неторопливо поднималось в небо еще более далекое облако дыма. Большое облако. Громадное...
Мушков помог забраться на платформу - попросту втянул за протянутую руку.
– Готовиться... Быть готовыми к разгрузке. Земелов!.. Почему без приказа?! Опять?!
Мехвод, инженерными клещами перекусывавший крепежную проволоку на транспортных петлях, поднял голову.
– Виноват, тащ командир... Готово... Все равно ж разгружаться...
Замолк увидев, как изменилось лицо начальницы.
– Земелов... Старший нарядник Земелов, три наказа вне очереди...
– произнесла Вешка негромко и очень четко.
– Есть!
– Продолжайте готовить машину к разгрузке. Где зубило?
Сбивая вместе с Мушковым намотанную на петли проволоку, Вешка старалась не смотреть по сторонам - да и не получилось бы, простая вроде работа держать зубило, но требовала внимания - зато услышала перекличку соседнего экипажа с пробегающими мимо бойцами-ремонтниками.
– Эй, металлисты! Че там?!
– Паровозу котел пробили! Не потянет дальше! Разгружаться будем!
В ответ послышалась ругань. Застучала кувалда.
– Дурные, - буркнул Мушков примериваясь к очередному удару по зубилу, - так промахнуться недолго.
– Не отвлекайтесь.
– Есть, тащ командир.
Управились быстро. Успели открепить шпалу под передними катками самоходки, когда услышали перекличку:
– Комполбата к комбату!
Вешка выпрямилась, смахнула пот со лба. Глянула, как спрыгивает с платформы и бежит по насыпи Любек. Тронула распухшую губу. Вздохнула.
– Давайте быстрее.
Управились и с задней шпалой.
–
Вешка промолчала - в реплике Ивкова почудилась скрытая насмешка: "Опять успела из-за своеволия мехвода".
Рядом захрустела под ботинками щебенка.
– Командиры машин, ко мне! Не спускайтесь...
Дивов стоял на насыпи подняв к ним лицо.
– Разгружаться будем в торец состава, - он махнул рукой в сторону паровоза.
За спиной тихо буркнул что-то Земелов. Комполбата этого не услышал.
– Порядок действий знаете - командир машины снаружи контролирует и направляет, водитель - исполняет. Особое внимание при переходе с платформы на платформу... Шпалы соберите, отдайте автомобилистам - на спуск впереди для нас материала хватит, а их будут отбуксировывать и спускать отдельно. Да и аппарель им надо более пологую складывать. Действуйте.
Младшие командиры козырнули: "Есть".
Опять Вешкин экипаж успел раньше. Оттого стояла она в тени самоходки, прислонясь к крутому скосу лобового листа брони, катала в ладонях отполированные кожей деревянные рукоятки сигнальных флажков, слушала, как возится на водительском месте старший нарядник. Мимо, по насыпи, протрусила пара бойцов со шпалой. Вешка дернула левым ухом - прижала его тяжелым, воняющим пропиткой, брусом во время второй ходки. Под курткой саднило плечо, ныли руки, но ухо болело сильнее. И губа болела. Но ком в горле стоял не от этого.
Все было и раньше. Тихие разговоры за спиной, скептические или, еще хуже, снисходительные взгляды командиров, насмешливые замечания в глаза. Будучи второй девушкой-выпускницей за всю историю училища, линейный командир Бронева привыкла к ним, как к постоянному недосыпу или боли в натруженных мышцах. Даже боролась с этими бедами одинаково - трудом. "Не устанешь - не отдохнешь", - говорил отец. Когда дочь-школьница жила рядом. Когда обнимал дочь в парадной серой форме с лысым погоном военной ученицы. В последнее время только писал. Часто. До начала войны. А потом за полторы недели до ускоренного выпуска пришло только одно письмо. Как всегда, в конверте без обратного адреса. Очень короткое - всего четрые столбца четким разборчивым почерком. Другие слова. Тяжесть - ма-а-аленькая доля ответственности с папиных плеч. И затаенная родительсткая тревога... Конверт с письмом теперь лежал в командирской сумке между блокнотом и фотографией мамы, сделанной незадолго до ее последней копмандировки, а сама сумка втиснулась между бортом и боеукладкой в самоходке...
Все было раньше... До рева самолетных моторов и дыма над горизонтом. Теперь... Теперь... Теперь Вешка вдруг оказалась перед лицом чего-то огромного. Безжалостного и непонятного. Перед чем остановился даже эшелон с танками, пушками, грамотными командирами. "И грамотными экипажами", - призналась она себе. "Целый эшелон... И я. Одна. Чужая для своего экипажа".
Спазм сжал горло.
– Вот чего тянут, а?
– Земелов высунулся в люк, оперся локтями о броню.
– Мы тут как прыщ на... кхм.