Один день Весны Броневой
Шрифт:
Горло свело судорогой.
"Танку страшно только прямое попадание," - все еще звучало. Эхом. Виноватое.
– Грушик, аккуратно! Поднимай!
– стоящий на изувеченной надгусеничной полке танкист потянул что-то из башни, - Осторожно тяни! Не за ткань!
– прикрикнул на второго, стоящего с другой стороны башни.
– Ремнем надо было! Подмышки продеть...
– Тяни! Умник!
Сначала она увидела плечи. И локти. Черные почему-то...
Ее шатнуло на ослабевших ногах. И пришлось смотреть на землю
Потом она что-то делала. Нужное. Вроде бы, помогала опускать и укладывать... Память сохранила только пронзительные в своей противоестественности переживания. То тяжелые ноги в новых ботинках легко гнутся в суставах и норовят выскользнуть из рук. А чуть позже, они же, эти самые ноги, уложенные на землю, выворачиваются носками ботинок наружу. Живому человеку было бы больно...
Когда увидела торчащие из черно-красного месива белые обломки зубов, земля шатнулась опять. Взбрыкнула, кинула на самоходку, больно ушибла плечо. Эта боль и помогла... протрезветь.
Нет, слабость никуда не делась. И тошнота с головокружением тоже. Зато сознание вернулось. Ясное и безжалостное. До слез. До рвоты. Скрутило спазмом, обожгло пустым желудочным соком... Вешка отплевалась густой вязкой слюной и подняла голову к ставшему рядом танкисту. Встретила его взгляд, готовая к осуждению, презрению... чему угодно. А увидела... жалость и боль в глазах мальчишки-линкома. И не удержалась от всхлипа - неожиданная злость на себя прорвалась слезами. Стерла их рукавом.
– Вот... твое.
Парень протянул ей командирскую сумку и пистолет без кобуры. Новенький, маслянисто-черный СС. "Сомов самозарядный"... Такой же как у нее на поясе.
Приняла в дрожащие ладони груз. Опять шатнулась.
– Ты это... в карман его сунь...
– парень заговорил торопливо, старательно заглядывая в глаза.
– И свою портупею сними, чтоб не цеплялась в танке...
Вешка кивнула - во рту словно пробка из вязкой слюны. Сглотнула трудно. И смогла спросить:
– Остальные... где?
Голос не смог продраться через саднящее, обожженное рвотой горло. Получился сиплый шепот.
– Там, - танкист махнул рукой, и ей представились еще два тела с неестественно развернутыми носками ботинок. Опять накатила слабость.
– За машиной. Мехвод цел. А заряжающего комком земли в голову стукнуло - жив, но глаза разбегаются, и... блюет.
Вешка только моргнула, настолько неожиданной и сокрушительной оказалась добрая весть.
– Все... держись, мне к своим пора, - повинился парень.
– Да, - выдохнула она.
Не глядя вслед танкисту, перебросила через голову ремень сумки. Сунула в карман пистолет. И оперлась о покореженную надгусеничную полку. "Собраться. Собраться. Делать то, что положено старшему по званию в случае гибели командира"...
–
Комбат Плещев. Уже здесь. Она и не слышала как подошел. Смотрит тяжело, кривится.
– Тащ комбат, - левая ладонь к виску. Качнуло опять, и пришлось схватиться правой рукой за покореженное железо самоходки.
– Линком Дивов убит, - голос так и не появился, сип вместо него, - Механик-водитель и связист-заряжающий... живы... Состояние техники выясняю...
Комбат стиснул челюсти. Послышалось - зубы хрустят.
– Вижу... В глаза смотри.
Посмотрела. Мгновений хватило - увидел, что высматривал. Кивнул.
– Ясно... Выясняй, что с техникой... И приведи себя в порядок, пока никто не видит. Не вдова на погосте, а командир. Тебя слушаться должны, а не жалеть... Выполняй. Я к экипажу.
Плещев глянул мельком на лежащее у катков тело и шагнул за самоходку...
"Ушел". Вот и всех мыслей. Зато чувств - лопатой не раскидать. И самые сильные, вернее, самые яркие - стыд и благодарность. Горе сильнее, но затаилось тяжестью где-то там, где зарождается дыхание. Главное, что отступило. "Отпустило".
Вешка нащупала пуговку воротника. Застегнута. Шмыгнула носом, мокро и жалко. Резко и зло стерла слезы, - "и сопли," - рукавом. Как наждаком по и так пылающей коже. "Вот и привела себя в порядок", - усмехнулась сама себе, не сомневаясь - все всё увидят. Даже нарочито отвернутся, но увидят. "Вдова на погосте..."
Впервые прямо и осознанно взглянула на Любека, на то, что с ним стало... Заставила себя смотреть, запомнить. "Такое еще будет. Не раз". Едва сдержала новый поток слез. "Не вдова...". Поймала себя на самооправдании. "Прости, Люб"...
– Встать!
– комбат успел обойти покалеченную машину и, судя по голосу, увидел что-то непотребное.
– Встать! И доложить!
– Я...
– вялое и испуганное, прерванное звонкой оплеухой. Вешка аж вздрогнула. Только сейчас сообразила - пока помогала вытаскивать и опускать тело Дивова, пока приходила в себя и получала нагоняй, мехвод целый и невредимый, был там, с той стороны самоходки. Где его и нашел Плещев, и теперь хрипел что-то яростно и тихо, так что не разобрать было испорченным постоянными шумами слухом. Да и разбирать не хотелось - в мешанину чувств едва толкнулось осуждение, но тут же сбежало, видимо, испугалось.
"Выясняй, что с техникой". Одного взгляда хватило - катки на месте, амортизаторы в тележках целы под коричневой крошкой лесной земли. Только гусеницу перебило, один конец свернулся под ленивцем, а второй свисал со второго поддерживающего катка. Диск заглушки ленивца пересекла глубокая свежая царапина. Бортовая броня выдержала, да и немного ей было выдерживать - центр воронки был скорее сзади, чем сбоку от СУшки. Но даже этого хватило, чтобы частично оторвать и скрутить стальную полосу надгусеничной полки.