Один шаг
Шрифт:
Глаша перешла с бега на быстрый шаг — пусть никто не думает, что она испугалась, — поправила растрепавшиеся волосы и, не глядя на зевак, рванула на себя калитку.
— А ну ударь! — Степановна увидела, как дед Панкрат бочком подскочил к Игнату и дернул рукой ворот своей рубахи.
Игнат зашелся пьяным, противным смехом.
— Да я на тебя только плюну, так ты сразу у бога на том свете очутишься. От плевка. Понял, лапотник? — Он сгреб в кулак дедову рубаху.
— Не смей деда бить! — крикнула с ходу
Игнат недоуменно остановился, отвел от Панкрата тусклые глаза и увидел жену.
— А, явилась… законная.
Он сразу потерял всякий интерес к деду, оттолкнул его плечом и угрожающе двинулся к Глаше.
— Где по ночам шляешься, сука?! К учителю спать ходишь? — Игнат замысловато выругался и наотмашь ударил Глашу.
— Делай раз! — одобрительно рявкнул Пестун.
Глаша не вскрикнула, не заплакала, только пошатнулась и закрыла от стыда лицо ладонями.
— Не тронь мою мамку! Слышишь? — чужим голосом крикнула Наташка, но отец не удостоил ее и взглядом.
Искаженное брезгливой гримасой красивое лицо Игната стало безобразным. На минуту он смолк, и в наступившей напряженной тишине было слышно лишь его тяжелое дыхание да чавканье Пестуна, наклонившего над столом отяжелевшую голову.
— Люди! — крикнула Наташка, бросаясь к окну. — Лю-ди!..
— Есть люди! — донеслось со двора.
— Покорись, Наташенька, покорись… — закатила на лоб маленькие глазки Покладчиха. — Не бьет папка мамку — учит…
— Именно! Учу! — подхватил понравившееся слово Игнат.
Он замахнулся опять, но в этот момент раздался громкий оклик Клищенки:
— Стой! Стрелять буду!
Игнат, вздрогнув, быстро опустил руку.
— Привычка — великое дело, — усмехнулся парторг. — Условный рефлекс… Так, Заруба?
Увидев перед собой безоружного, болезненного на вид человека, Игнат рассвирепел.
— Это что еще за тварь дохлая?! — Он исподлобья, по-бычьи посмотрел на парторга. — Тож ухажор?
Глаша медленно отняла от лица руки.
— А твое какое дело? — Тяжело дыша, она сделала шаг навстречу мужу, и тот неожиданно отступил, попятился. — Я у тебя спрашивала, где ты пропадал шесть годов, с кем крутил?
— Мужнин грех за порогом остается, а жена все домой несет, — покачала головой Покладчиха, но Глаша не услышала ее.
— Без слова приняла… Живи, работай…
— Вот и плохо, Агафья Степановна, что без слова, — перебил Клищенко. — Хотя, видать, и простила ты мужу, а спросить все ж следовало: «…Где был, чем занимался это время…»
— Ишь, советчик нашелся… Да ты кто такой есть, интересуюсь? — перешел в наступление Игнат.
— Парторг это, Клищенко, — угодливо шепнула Покладчиха.
— Федор Агеевич, — добавил Пестун, с пьяным интересом рассматривая парторга.
— А-а. Так сказать, партейное руководство, — насмешливо протянул Игнат. — Наставник!
— Положим, откуда вы заявились, известно, — перебил Игната Клищенко.
— На арапа, парторг, берешь! Не выйдет!
— Письмо в партбюро пришло из Минусинского района… Может, слышали такой? — Федор Агеевич в упор посмотрел на Игната.
Игнат грохнул кулаком по столу.
— И тут нашли, сволочи!.. Ну и что? — Он выкрикивал, срывая голос. — Ну и получил четыре года! Ну и отсидел! Ну и выпустили досрочно! Так что ж мне, опосля дальнейшей жизни не будет?!
— Как раз о вашей дальнейшей жизни идет речь в письме… Начальник тюрьмы…
— Знаю… Гадина продажная!
— …начальник тюрьмы просит помочь вам трудоустроиться. Наладить разрушенную семейную жизнь… Правда, в письме вашей женой названа другая женщина — Галина Петровна Северцева.
Игнат смолчал.
Пока шла эта словесная перепалка, Глаша, как приговоренная, смотрела в землю. Все прислушивалась, все ждала она, что вот перебьет Игнат парторга, вот крикнет во весь свой зычный голос: «Брехня!», «Ни одного слова правды в этом письме нема!» Но Игнат лишь копил злость и не делал никакой попытки оправдаться.
— Так как же так, Игнат? — подняла на него глаза Глаша. Все было в ее взгляде — страх, испуг, боль, затаенная надежда. — Как же так, Игнат?
— А вот так! Как слышишь! — скривил рот Игнат. — Наверно, в письмеце и про это отписано.
— Нет, про это не отписано. Даже не сказано, где вы обзавелись второй семьей.
— И на том спасибочки… — Игнат, ломаясь, расшаркался перед парторгом.
— Напрасно кривляетесь, Заруба. Письмо как раз теплое, проникнутое заботой о человеке…
— Да на черта мне эта ваша слюнтявая забота! — Игнат зло сплюнул. — Мне рублики надобны, да чтоб побольше… Пониме? — Для убедительности он потер пальцем о пальцы.
— Вот и устраивайтесь. Работа найдется.
Игнат деланно расхохотался. — В личные шоферы к партейному вождю? На «Волгу»?
— Нет, Заруба, на самосвал. И возить не парторга, а доски, — Клищенко выделил это слово, — кирпич, зерно, картошку, навоз…
— Буде! — прервал его Игнат. — Поговорили трошки и хватит. Нечего мне тут шарики вкручивать!.. Я, может, отдыхнуть желаю. С законной женой с глазу на глаз потолковать. — Он многозначительно подбросил собственный кулак, словно гирю.
— А вот это и не позволим! — повысил голос Клищенко.
— Глашка меня ударила, теперь муж ее бить будет… Порядок! — с удовлетворением сказал Пестун. — И я буду… — Он попытался встать, но не сумел и снова плюхнулся на скамейку.