Одиночество вдвоем
Шрифт:
— Не понял, — действительно. Его тон становится грубее.
Потираю ладони, переступая с ноги на ногу, и пытаюсь поднять голову выше, чтобы придать внешнему виду стойкость и уверенность:
— Я отцеплю тебя, если отдашь наркотики и, — осматриваюсь, замечая, что пол в комнате треснувший.
Указываю пальцем на одну длинную трещину, которая словно разделяла помещение на две секции. Та сторона, на которой находился диван, была намного меньше.
— Ты не будешь заходить за черту, — вновь смотрю на парня. Не могу прочесть его выражение лица. Уставился на меня большими
— Ты совсем охерела? — Резко вскакивает, из-за чего вновь отступаю назад. Дилан не может отойти от кровати. Он корчится от боли, взглянув на свою руку, после чего опять поднимает глаза на меня:
— Это моя комната, это мой дом, так что закройся и не смей диктовать мне условия, — указывает на меня пальцем, нанося удары по голове своим громким голосом.
Прижимаюсь спиной к двери, пытаясь не пересекаться с ним взглядом. Правда, вряд ли я имею права что-либо высказывать.
— Ты здесь ненадолго, — Дилан ворчит, продолжая словесное нападение. — Так что заткнись и…
Достаю из кармана маленький ключик, сдерживая судорогу. Поднимаю его, демонстрируя парню, который закрыл рот, щуря карие глаза:
— Это шантаж?
Не могу заставить себя говорить, поэтому просто киваю головой, но и кивок вышел слабым. Дилан приоткрыл губы, закатывая глаза. Прижимает руку к лицу, делая несколько глубоких вздохов. Вздрагиваю, когда он повторно дергает руку, убеждаясь, что ему не освободиться без моей помощи. Вновь поднимает злой взгляд на меня, косится, как на нечто неприятное, отчего внизу живота начинается вибрация. Боль
Обнимаю себя одной рукой, продолжаю молчать, бросая на О’Брайена взгляд. Тот от недовольства кусает и так измученную нижнюю губу, после чего прикрывает веки, опуская лицо. Притоптывает ногой, откашливаясь:
— Черта?
Моргаю, уставившись на него, и киваю, указывая пальцем на трещину.
— Я не должен заходить за неё? — Он уточняет, явно сдерживая тон голоса.
Опять киваю. Молчу, дожидаясь его реакции. Дилан быстро скользит кончиком языка по губам, после чего чешет затылок и вновь вздыхает:
— Только при соблюдении моих правил.
Я напряженно складываю руки на груди.
— Одно из них ты должна вбить себе в голову, — жестикулирует рукой, с серьезным выражением лица уставившись на меня. — Никогда. Не выходи. Из комнаты. Без. Меня, — проглатывает ком в горле, повторяя. — Никогда.
— Я поняла, — отвечаю, теребя ключ в руках.
— Нет, — он усмехается. — Судя по тому, что ты сделала ночью, ты слишком тупая, чтобы понять с первого раза.
— Я поняла, — повторяю громче, медленно подходя к нему. Косо смотрю на парня, который сутулит спину, поставив руку на талию. Прикусывает губу, пока вожусь с его замком. Пальцы напряжены, поэтому не сразу получается вставить ключ в замок.
При всей скованности тела пытаюсь не касаться его кожи.
К слову, запястье красное, думаю, оно опухнет. И оно того стоит? Наркотики того стоят?
Стоп, наркотики.
Замок щелкает — и Дилан не теряет времени, выдергивая запястье. Я сразу делаю шаги назад, за трещину на полу, которая теперь является барьером. Парень трет запястье, поворачиваясь ко мне
— Ты за мной теперь ходить будешь? — Бросает на меня взгляд, из-за чего делаю шаг назад, пытаясь смотреть ему в глаза. — Как собачонка, — добавляет, после чего до ушей доносится громкий щелчок.
Делаю шаг к нему, тихо выдавив:
— Наркотики…
Дилан усмехнулся, открыв дверь:
— Ты уже их забрала из ванной, — выходит в коридор, оборачиваясь. Стою на месте, с недоверием смотря на него. Парень хмурит брови, закатывая глаза:
— Внизу они наверняка есть, но это не моё, — кивает с раздражением. — Ты выходишь, или я закрываю тебя здесь?
Обнимаю себя руками, переступая порог комнаты. В коридоре всё так же холодно, как и ночью, что неположительно скажется на моем здоровье. Когда наружу рвется кашель, подношу кулак к губам, корчась от боли в горле. Дилан не смотрит на меня, а лишь приговаривает ворчливо:
— Повторюсь, это не самое лучшее место для больных, — подходит к лестнице, оборачиваясь. — Я хочу принять душ, так что тебе придется какое-то время посидеть взаперти.
Я не доверяю ему. Он сможет спокойно спуститься вниз и принять ещё наркотиков. Даже произнося это слово мысленно, во мне пробуждается отвращение, а вот Дилан, такое ощущение, не особо переживает из-за своей зависимости. Выглядит собранным, правда, не выспавшимся.
Спускаемся вниз. Расстояние между нами чуть больше длины моей вытянутой руки. Ладонями, что держу в карманах, мну пакетик, который нашла в ванной. Смыть в унитаз? Почему я не сделала этого? Чего я жду?
Дилан не мнется. Спокойно распахивает скрипящую серую дверь, выходя в зал. Я, перед тем, как сделать шаг, выглядываю, осматриваясь по сторонам. Никого. Пустое заведение, как и вчера.
Держусь рукой за ручку двери, наблюдая за парнем: зашел за стол с кассой, наклоняется к небольшому холодильнику, открывая дверцу. На полках всего две банки пива и один газированный напиток. Тяжело вздыхает, щурясь:
— Ты пьешь газировку?
— Нет, — короткий ответ, но он вызывает удивление со стороны О’Брайена. Он взглянул на меня, моргая:
— Соус ты не ешь, газировку не пьешь, — выпрямляется, захлопнув дверцу, и касается пальцами верхних ящиков, пытаясь выглядеть там что-нибудь съедобное. — Ты вообще человек? Пасту без соуса ешь, получается?
— Я не ем пасту, — наконец, переступаю порог, но продолжаю держаться за дверь. Кажется, такая простая беседа «ни о чем» меня расслабляет.
Дилан поднимает брови: