Одиночество вдвоем
Шрифт:
Делаю шаг вниз. Ставлю ногу на ступеньку, которая тут же скрипит, словно “крича” на меня.
Может, не стоит?
Касаюсь стены рукой, делая ещё шаг. Ниже. Напряжение осело в груди, поэтому пытаюсь дышать медленнее. Ладони всё равно потеют. Неприятное ощущение. Изо рта льётся пар. Неужели, минусовая температура?
От побежавших по спине мурашек, меня передергивает. Трясу головой, шмыгая носом. Вдруг навалилась слабость. Тяжелый груз, который начал сдавливать мне живот. Это эффект от тревожного сна. Такое часто происходит, так что удивляться
С одной стороны, я обязалась помочь, но с другой… Дилан. Нет, здесь не так важно, о ком идёт речь. Мне хочется остаться одной. Не хочу иметь никаких социальных отношений с людьми. Даже с Ником. Только сейчас осознаю, что его улыбка мне не так приятна. Я видела множество таких выражений. Чувствуется фальшь, но могу и ошибаться. Оцениваю людей, сравнивая с другими, а в первую очередь с отчимом.
Обнимаю себя руками, сгибаясь. Смотрю потухшим взглядом перед собой. Бледный свет мерцает, и мне охота, чтобы он погас вовсе.
Исчезнуть. Раствориться.
Хоть на мгновение подарить себе покой, скрыться с чужих глаз, остаться одной там, где я полностью буду ощущать себя в безопасности. Не помню, когда в последний раз чувствовала нечто подобное. Я не защищена. Если вдруг пропаду, то никто не заметит. Только отчим, ведь тогда ему некого будет трахать, когда ему приспичит.
Хмурю брови, укладывая голову на согнутые руки.
Если оно так, то какой смысл терпеть это? Терпеть такое отношение, терпеть себя, терпеть унижения. Терпеть эту реальность. Я всё время думаю об этом, но потом вспоминаю о маме. Что с ней будет, если меня не станет? Что, если отчим…
Грохот.
Поднимаю голову, уставившись перед собой. Внизу, по бледной стене, скользнула тень. Вскакиваю на ноги, испуганно распахнув веки. И не долго думаю, поднимаясь наверх. Сворачиваю, подходя к двери, и хватаюсь за ручку, замерев.
А безопасно ли там? Там, где Дилан.
Бросаю взгляд из-за плеча. Шаги. Ступеньки лестницы жалко скрипят, прогибаясь под тяжестью тела.
Что здесь, что там, - везде они.
Мужчины.
Открываю дверь, решая, что Дилан ничего не сможет мне сделать. Он прикован, Эви, ключи у тебя, а это значит, что ты, практически в безопасности.
Не смотрю на парня, кожа лица которого покрылась потом. Он сжимает губы, желая вскочить на ноги, что у него выходит, вот только сделать шаг и приблизиться ко мне у него не выйдет, поэтому рычит, ругаясь:
– Я не ясно выразился, когда сказал, чтобы ты не ходила одна по дому?!
Колени дрожат, но сохраняю спокойствие, утешая себя тем, что парень меня не достанет. Не подберется. Вставляю ключ в замок, после чего тот щелкает.
– Тяжело тебе, убогому, эта фраза далась, - шепчу, но в комнате слишком тихо, поэтому тяжелое дыхание Дилана прерывается.
Я чувствую. Он смотрит на меня. Сверлит темным взглядом мой затылок, поэтому не желаю оборачиваться, не хочу
Я всё ещё плохо себя чувствую, но это последнее, что станет меня волновать. Скрип кровати. Думаю, Дилан сел на неё. Немного поворачиваю голову, косо смотря на него: потирает лицо свободной ладонью, запуская пальцы в волосы. Творит на голове беспорядок. Не слышу его дыхания.
Я сказала то, что думаю. Он убогий. Он - наркоман. Он - мужчина. А мужчины - убогие существа, думающие только о своем удовлетворении.
Боль в животе возобновилась. Прижимаю ладонь, делая глубокий вдох.
Убогий.
Вновь бросаю взгляд на Дилана, и сама не осознаю, как во мне растет злость.
Убогие.
Ник убогий, Дилан убогий, все придурки из школы убогие, люди вокруг убогие.
Отчим убогий. Чёртов импотент, он…
Мой взгляд внезапно смягчается. Смотрю куда-то перед собой, прижимаясь лбом к поверхности двери. Эти мысли. Эта чертова ненависть…
Она так приятна.
Ненавидеть кого-то - значит разрушать самого себя. Но что, если кроме ненависти ты ни на что не способен? Мне только и остается, что питать злость по отношению ко всем вокруг, притворяясь, что жизнь меня устраивает.
Я не хочу такой жизни.
Ни один здравомыслящий человек не желал бы.
Так много рассуждать - это необычно для меня. Кажется, мне было проще не думать вовсе. Ни о том, что делает отчим, ни о матери, ни об отношении других ко мне. А сейчас, когда чувствую свободу кончиком пальцев, все мысли освободились. Вырвались в хаотическом потоке из головы, вызывая боль и смятение.
Отвлекаюсь, понимая, что Дилан до сих пор не подал признаков своего присутствия. “Отрываю” голову от двери, вновь бросив взгляд на него. Сидит. Согнувшись. Свободная рука согнута в локте. Щекой опирается на сжатую в кулак ладонь. Молчит.
Но дышит.
Что ж, значит, не помер. Не знаю, радоваться или плакать.
Но точно понимаю, что не встану отсюда, пока этот тип не придёт в себя, ведь судя по редко вырывающимся стонам - он ещё ломается. Та рука, что прикована к кровати, опущена. Могу разглядеть то, как она трясется. Наверное, это тяжело и больно.
Но Дилан сам виноват. Пускай и справляется с этим сам. Я - не Ник. Я не буду запирать его насильно в подвале.
О’Брайен пытается шевелиться. Не смотрит на меня, ерзает, ведь ломка начинает сводить его с ума. Не может сидеть на месте. То слезает вниз на пол, то ложится обратно на кровать, то встает на ноги, покачиваясь из стороны в сторону. Не может находиться долго в одном положении. Всё время прижимает кулак к губам, кусая белые от напряжения костяшки. Прикрывает глаза, всего на секунду, ведь сразу теряет равновесие. Сжимает губы, ложась спиной на пол. Мычит, отворачиваясь от меня, переворачивается на бок. Ищет прохладу, ведь тело наверняка окутал жар.