Мы проходим цветущей долиной,Открывая источники слез —Умирает напев соловьиныйПосреди опадающих роз,Разрушаются стены и ветерВходит в раму пустого окна,На старинном разбитом паркетеОдиноко танцует луна.Отчего же, хотя неизбежноВсе земное проходит, как дым,Мы с такою тревогой, так нежно,Так мучительно им дорожим?Эти краски и звуки земные,Отчего же они без концаНас влекут, как черты дорогиеБесконечно родного лица?
«Старичок
огородник не будет…»
Старичок огородник не будетПо тропинке спускаться сюда,Ранним утром меня не разбудитСвистом чистым, как пенье дрозда,Мирным стуком, знакомой вознею,Шумом льющейся в лейку воды:Он лежит глубоко под землею,И могилы кругом и кресты.Но цветы на его огородеРаскрываются легкой семьей,Теплый ветер меж грядками бродит,Прилетает пчела за пчелой.И подобно таинственной славеС неба медленно льется заряНа кусты, на траву и на гравий,На забытой лопате горя.
«Были мне друзьями люди…»
Были мне друзьями люди;Но когда друзей не стало,И звенящею водоюРодниковой и прохладнойПобежали дни за днями, —Легкой дружбой я сдружилсяС осторожной тонкой веткой,Утром мне в окно стучащей;С темно-бурым гладким камнемУ раздвоенной дороги,Где на солнце в жаркий полденьЛюбят ящерицы греться;И особенно с мохнатым,Мягкошерстым, длинноухим,Серым осликом соседа.Как пойду мимо лужайки, —Из-за изгороди мордуТянет он ко мне навстречу,Смотрит кроткими глазами,Дышит милым теплым паром.Господи, такой же точноТеплый, плюшевый и кроткий,Чуть солому приминаяМягким бережным копытом,Согревал своим дыханьемМать и спящего Младенца,Бессловесный и смиренный,Как и вол, его товарищ,Первый видел он из тварейТихий свет в убогих яслях,Между тем, как с гор сходилиПастухи в овечьих шкурах,И по вьющейся дорогеШли под синим звездным небомТри царя, неся к пещереЗолото, ливан и смирну.
«В открытом поле, на тропинке…»
В открытом поле, на тропинке,Лежит тихонько мертвый крот,И солнце по мохнатой спинкеПотоком ласковым течет.Спи, маленький! Как все земное,И ты прошел средь бытияСвоей бесхитростной стезею,И жизнь окончилась твоя.Чем станешь ты? — Травой зеленой,Иль повиликой полевой, —И в летний день с певучим звономПчела взовьется над тобой.И мягкий бархат шкурки темнойИ тельце малое войдетВсе в тот же мощный и огромный,Таинственный круговорот,В ту сокровенную стихию,В тот мудрый и высокий строй,Откуда образы земныеВыходят чудной чередой.
«Пшеница и красные маки…»
Пшеница и красные маки,А дальше, у самой межи,Мне яблоня делает знаки:Сюда, отдохни, полежи.Летают медовые пчелыИ бархатной нотой поют,Походкою с поля тяжелойДомой возвращается люд.Куда торопиться? — Успеешь!Останься, — смотри и внемли:Ведь ты и не жнешь и
не сеешь, —Но легкое лоно землиТебя принимает и носит,Как злак золотистый, как плод,Который спокойная осеньВ назначенный срок соберет.
«Ничего: ни цветов, ни венков…»
Ничего: ни цветов, ни венков,Ни надгробных торжественных слов.Крест и холмик, и небо и ветер.А кругом, в мягком, утреннем свете, —Необъятные дали полей,Все задумчивей, тише, нежней,Все правдивей… В глубоком покоеЧеловек породнился с землею.
«Спит и во сне почти не дышит…»
Спит и во сне почти не дышитЗавороженный городок;Лишь кое-где над красной крышейВосходит утренний дымок.Спокойной каменной громадойВступая молча в кругозор,Домов доверчивое стадоВедет торжественный собор.Прохладный камень золотитсяПод длинным и косым лучом,И ласточка, влетев, кружитсяПод сводами, над алтарем.А там, в долине, где беззвучноПроходят тени облаков,Где урожай благополучныйЗерна и медленных плодовГотовит осень золотая,Где по холмам, за рядом ряд,То низбегает, то взбегаетЗалитый солнцем виноград, —Часами долгими и днями,Глубокой важности полна,Оттуда мирными стопамиНа склоны всходит тишина.1942, Vizelay
Дождь
От резкого, внезапного порываВоронкой пыль взметнулась над землей.О, как он хлынул жадно, торопливо,С неудержимой щедростью какой!Недаром долгими, сухими днями,Ночами, в жаркой, душной темноте,Земля надтреснутыми бороздамиМолила небо о большом дожде.И вымоленный целою природой,Он падает — один сплошной поток —С такой певучей силой и свободой,Что каждый лист, что каждый стебелек,Что каждая травинка припадаетК земле, — и долго, долго, без конца,Пьет, молча пьет, еще не поднимаяСлезами освеженного лица.1937
«Осень, время года золотое…»
Осень, время года золотое,Замолкают рощи и леса,И стоят, как купол, над землеюСевера простые небеса.В заповедной радонежской чащеДух сосновый благостен и тих,И медведь, у ног твоих лежащий,Как дитя послушное, притих.Свежая вода в прохладной кружке,Синий воздух, чистый, как стекло,Звук рубанка и большие стружки —Плотника святое ремесло.Преподобный отче Сергий, сноваКротким знаком света и любви,Знаком воскресающего СловаЗемлю русскую благослови.
«Беспокойный, торопливый…»
Беспокойный, торопливый,Смутный облик смутных дней,Лживый звук и отзвук лживыйПодозрительных речей,Скуки мертвые объятья,Равнодушие… И вдруг:Крепкое рукопожатье,Чистый взгляд и слово: друг.Словно в выжженной, бесплодной,Каменной пустыне — тыПолучил стакан холоднойНеотравленной воды.