Одна на двоих жизнь
Шрифт:
Что ж, нечто подобное я и подозревал.
– Значит, случаев проведения обряда на пленных врагах не было?
Мэри качает головой с невыразимым сочувствием на лице.
– Говорю же, обряд очень специфичный. Он не имеет отношения к пыткам как таковым, потому что жертва идет на смерть по своей воле. Этакий камикадзе, понимаешь?
– Понимаю. Не могу понять только, почему эта чертовщина произошла со мной. Вот так живешь закостенелым материалистом, а потом…
– Давай за это выпьем, - Мэри протягивает бокал, а я, разливая мартини, думаю, что стало причиной
Мэри касается своим бокалом моего и придвигается поближе.
– Страшно было? – ее зрачки расширены так, что не видно радужки.
– Страшно, - признаюсь я, не в силах сейчас кривить душой, - и больно.
Вздрогнув, она проливает мартини на ковер.
– Дан говорил, у тебя была капсула пиралгезина?
К счастью, Дан верил в сказку про пиралгезин. Он всегда верил моим словам сразу и до конца.
– Была. Но ты же понимаешь?…
– Ни один препарат не действует трое суток, - медленно произносит она. – Когда ты?…
– Я раскусил капсулу, когда жрец взял нож. Но последние часы…
– Нет, ничего больше не говори! Я хочу спать по ночам!
– Хорошо, не буду.
Мэри протягивает руку и гладит меня по щеке. Кажется, первый раз за те два десятка лет, что мы знакомы.
– Смотрю на тебя, Корд, и радуюсь, что Мэтт просто умер. Без затей и обрядов.
– Ему повезло. У нас, Райтов, ничего не бывает просто.
– Это уж точно.
Бутылка показывает дно, наступает момент, когда можно уже говорить обо всем на свете.
– Вики не знает?
– Нет, конечно. Ей и без того досталось. Еще одной потери ей не вынести.
– Раньше надо было думать! – сердито срезает Мэри. – Когда полез во всю эту мерзопакость и позволил себя убить!
– Будто у меня был выбор?
Был. Не надо врать самому себе, Корд. Можно было принять долгожданное предложение генерала Клеммана и перейти в оримский военно-воздушный корпус. Летать, как мечтал с детства. Но к тому времени я уже выбрался из Z:17 и знал, что Форка связан с террористами. Отступать было некуда.
Вот и полез, и брата потянул.
– Расскажи, как это было, - просит Мэри, - ну правда, кому ты еще расскажешь, если не мне?
Не уверен, что хочу вообще кому-то об этом рассказывать. Слишком уж личная, слишком… неправдоподобная история вышла. Интересно, если бы мне при жизни кто-то поведал такое, что бы я сделал? Покрутил пальцем у виска?
– Я не понял сначала ничего. Можно сказать, в шоке был. Давай свой бокал.
– А еще есть?
– Нет, больше нет. Хватит нам. В общем, я видел все глазами Дана. Было странно. Жутко. В первый вечер, вернувшись домой, он закрылся в ванной и плакал. А потом уснул. Я боялся, что он наложит на себя руки, тогда я еще не знал, что могу с ним говорить. Вернее, что он меня услышит.
– Господи!
– Он думал, что я – галлюцинация, что он сходит с ума. Лина наняла
– Едва ли. Дан любил тебя больше всех на свете. Ты был его кумиром, он так на тебя смотрел… Без тебя он стал словно осиротевший ребенок, совсем расклеился, - у Мэри дрожат губы. Не стоило сейчас поднимать эту тему.
– Я должен был молчать. Он бы привык.
Мэри часто моргает, отгоняя подступившие слезы. Смотрит на меня остро и с интересом, будто пытается найти в моем – вернее, твоем – лице какой-то ответ.
– А что, если Дан… ну, тоже молчит?
Меня прошибает горячей волной. Вдруг она права? Способен ли мой младший на такое?
– Прости, я отойду на минуту, - как во сне встаю на ноги и почти бегом поднимаюсь наверх, в нашу с Ви спальню. В зеркале отражаешься ты. Первое время я не мог смотреть в зеркало, оно убивало меня. Потом привык, настолько, насколько вообще возможно к этому привыкнуть. Наверное, так себя чувствуют люди, близкие которых пропадают без вести.
– Дан, - я касаюсь пальцами отражения в зеркале, - подай мне знак, если ты здесь. Я оценил твое благородство, младший, но так не пойдет. Ты нужен мне, сейчас особенно. Не тебе решать, как лучше для нас обоих, в конце концов, это же я подставился? Вернись.
Но зеркало хранит молчание. В твоих глазах больше нет тех веселых чертенят, которые жили там раньше. Я не умею так забавно скалить зубы и небрежно взъерошивать и без того торчащие на макушке волосы. Я скучаю по тебе, младший.
Мэри лежит на ковре, вытянувшись в какой-то очередной асане. Услышав мои шаги, она приоткрывает один глаз.
– Сейчас бы кофе.
– Как скажешь.
– Ты хотел со мной о чем-то поговорить? Деловые предложения принято обсуждать на трезвую голову.
Пьем кофе на кухне. Мэри накинула на голые плечи шерстяной жакет, подвернула одну ногу под себя и болтает другой. Кажется, она совершенно расслаблена и спокойна, но я не позволяю обмануть себя.
– Значит, твоя ссылка закончилась?
– Закончилась, и ко мне наконец прислушались на самом верху.
– Неужели ты достучался до военного совета?
– После того, как оримский генерал едва не выпустил ядерные боеголовки на мирные города? Еще бы! Они проглотили все, что я им высказал, и даже дали мне карт-бланш.
– Ненормальный! – восхищенно качает головой Мэри. – Ставить условия Самому. Ладно, и что ты собираешься делать?
– Для начала мне нужны надежные люди. Полностью надежные, понимаешь?
– И ты поэтому купил мой любимый коллекционный мартини? – смеется Мэри.
– Конечно, а ты что подумала?
– поддерживаю я шутку.
– Так ты со мной?
– Дай подумать, - улыбка тускнеет, Мэри сдвигает брови и в задумчивости трет подбородок, - я как никто хочу помочь тебе, Корд. Но в своей надежности не уверена.
– В чем именно? Думаешь, я попрошу то, что разойдется с приказом командования?
– Не в этом дело. Наверняка, Рагварн с тебя пылинки сдувает, после того как ты спас Балканы.