Одна на двоих жизнь
Шрифт:
– Имею, - тонко усмехается Архангел, - в смысле, в виду. Просто хотел выразить свое восхищение – вы сумели поразить военный совет.
– Благодарю.
– Когда вы догадались?
– О чем?
– О гипнозе.
– Когда встретил вашего предшественника Смита во второй раз, - в этом нет никакой тайны, похоже, генерал пришел к тем же выводам намного раньше меня, - к тому времени, его личность уже подверглась разрушительному воздействию. Но в первую встречу я ничего не понял.
– Очень любопытно. Два месяца – короткий
– Почему вы сказали, что знаете способ определить, есть ли в подсознании человека чужеродная программа?
– Потому что он есть, - отвечает Милтон.
– Я так полагаю, вы не собираетесь делиться этим способом?
Архангел делает шаг ко мне, глядя теперь снизу вверх, и доверительно понижает тон:
– Мы с вами оба служим Империи, Дан. Если Его Величество прикажет, охотно поделюсь. Сейчас, когда мы расшевелили это гнилое болото, Ориме потребуются наши с вами умения и наработки.
Я только пожимаю плечами. Простейший прием манипуляции – показать, что желаемое почти у тебя в руках. Затем усиление воздействия: «мы расшевелили», «наши с вами наработки», и заимствованные у морфоидов фишки – отзеркалить позу, подстроиться под ритм дыхания…
– Орима нуждается в нашей помощи, майор. Мы с вами, похоже, единственные, кто понимает, что объединение с Семьей было ошибкой.
– Допустим, - очки бликуют зеленым перламутром. Я кашляю, сбивая дыхание, а с ним и чужую программу. Архангел, конечно, выпендривался. Проверял, раскушу я его слету или нет.
– Молодец, - с искренним уважением усмехается он.
– Ну так что, генерал? Не хотите поделиться секретами? Хотя… если ваши секреты такие же, как попытка обработать меня, то, получается, я солгал высшему военному совету. Это будет очень досадно.
– Конечно же, нет. Это так, профессиональный юмор. Но у нас есть эффективные способы считать чужеродную программу.
– В таком случае, почему вы все еще не пустили их в дело? Почему угнанные камикадзе самолеты бомбят наши базы?
– Потому что не хочу закончить, как Кеннет Смит, - я осознаю, что Архангел сейчас предельно откровенен со мной, - стоит мне предпринять решительные шаги, и мою машину тоже остановят на перекрестке. Некто сядет в нее и заложит в мою голову то, чего я не желаю. Назовите мне имя, Дан. Вы же знаете, кто это? Смит вам сказал?
Жано говорил, я задушил бывшего советника голыми руками.
– Очевидцы в один голос утверждают, что вы были в сознании еще некоторое время после выстрела и успели расслышать ответ Кеннета Смита.
Я изо всех сил пытаюсь вспомнить, но в памяти, хоть убей, не осталось этого момента. Может, это ты его убил? И ты успел услышать ответ? Или не было никакого ответа, Смит мог и не знать, кто поселил в его подсознании разрушительную программу.
– Я не помню.
– Жаль, - Милтон не кажется особенно расстроенным, - но, к счастью, у нас есть вы. Последний оплот верности Империи, честный, храбрый, неподкупный.
– Не стоит расхваливать меня, генерал, я не атомный крейсер, - разговор ни о чем начинает утомлять. К тому же, судя по шагам в соседнем коридоре, военный совет только что закончился. Значит, меня ждет разнос от Рагварна и обсуждение вопроса моей профпригодности.
– Нет, но в последнее время меня все чаще преследует сомнение – человек ли вы вообще, Райт?
Снова бессмысленная болтовня. Расклеился ты, Архангел, если цепляешься за проданного тобой человека, как за последнюю соломинку.
– Откровенность за откровенность, генерал: у меня на ваш счет тоже много вопросов.
Например, как ты мог, сука, отправить на смерть людей, которые выполнили твой же преступный приказ? Как мог лишить героев, спасших Ориму, славы и посмертия?
– Мы могли бы обсудить их. Например, сегодня вечером, часов в девять. В моем кабинете.
– Едва ли нам есть, что обсуждать, генерал, - я делаю глубокий вдох, привычно загоняя злость и непонимание так далеко, как могу. В переговорах с такими, как Архангел, эмоции только мешают.
– У нас много общего, Дан: мечты, цели, верность своей родине…
– У нас разные методы, генерал. Я не продаю своих людей и не спекулирую информацией. Если вы и дальше намерены настаивать на сотрудничестве, то должны знать: майор Рэндел был моим другом. Его смерть я вам не прощу.
Милтон принимает удар стоически, как положено профессиональному вербовщику. На тонких губах играет улыбка, но глаза за бликующими стеклами не могут скрыть разочарование.
– Прошу прощения, сэр, меня ждет командор, - коротко киваю и поворачиваюсь, чтобы уйти. Все, что нужно, я узнал, а для выяснения отношений не подходит ни место, ни время.
– Надо признать, я недооценил вас, Райт, - бросает мне в спину Милтон.
Еще комплимент на прощание? Ну до чего галантный сукин сын!
– Меня многие недооценивали, Милтон. Сказать вам, где они теперь?
Я ухожу, чувствуя спиной взгляд, по количеству концентрированной ненависти сходный с лучом лазерного прицела.
В приемной командора меня дожидается взбудораженный Веньяр.
– Ты где шляешься? Ты что там напи*… наболтал? Командор пришел мрачный, как туча, и требует тебя к ноге!
– Ну раз к ноге, я пошел.
– Погоди, - Жано загораживает мне дорогу, несмотря на энергичные жесты адъютанта, требующего, чтобы я немедленно вошел в кабинет начальства, - чего Вики-то говорить, если ты не вернешься?
Шуточки у него!
– Я вернусь, - ободряюще сжимаю его локоть, - успокой ее, я скоро.
– Что там случилось?
– Потом расскажу, отойди.
– Ни пуха, ни пера, братишка, - заинтригованный Веньяр неохотно отступает с дороги.
Тим Войс облегченно закатывает глаза и входит, чтобы доложить о моем появлении.