Однажды осмелиться…
Шрифт:
— Алена? Кто-то пришел? — сонный голос Нины.
Вбежала в комнату, благо темно, глаз не видно:
— Спи, это Оля заходила, ушла уже.
— Но я слышала мужской голос…
— Она с Володей вместе…
— А что ушли?
— Ну узнали, что ты спишь, и ушли. Хотели поболтать.
— Так я ж уже не сплю! Зови. — Нина выпросталась из одеяла. — Или нет, пошли к ним, у них «Оливье» оставался.
В принципе можно было спрятать Иосифа на черной лестнице, вывести Нину, спуститься к ребятам. Потом улизнуть к себе
— Или нет, Ален, давай посидим, чайку попьем, я ж полгода тебя не видела.
— А ребята…
— Ну подождут. Мне тебе надо кое-что рассказать. Со стула свалишься.
— Ладно… Сейчас скажу ребятам, что мы попозже придем. — И Алена рванулась к входной двери.
— А по телефону нельзя?
Алена подумала, что за дверью стоит Иосиф, и это показалось ужасно смешным. И еще ей пришло в голову, что он вот-вот снова позвонит в дверь.
— У них телефон сломался! — И Алена выскочила на лестничную клетку.
Иосифа не было.
22
Рано или поздно пришлось бы их познакомить — Иосифа и Ольку. Алена знала, что подруга обижается, хоть виду и не подает. Приедет Ося — Олька исчезнет, уедет — она еще пару дней не появляется, дуется. Раньше ждала приглашения, теперь уж и не ждет.
Но сейчас встречи не избежать: спорить с Ниной бесполезно, не торчать же Иосифу на лестнице еще полчаса, а то и час. Ну что ж его так рано принесло! Хоть предупредил бы.
Теперь: посадить Иосифа у Ольки, а потом разрулить как-нибудь — Нину спустить, Осю поднять. «Не было у бабы заботы»… Да, кстати, — а где порося?
На черной лестнице темно, хоть глаз коли.
— Ося?
То-то на третьем этаже обалдеют. А будь ее воля, еще сто лет не знакомила бы, и пусть думают, что хотят. Если у Ольги смелости спросить не хватает, так что ж. Хотя, если спросила бы, что отвечать?
— Ося, ты тут?
Этажом выше хрюкнули.
Стала осторожно подниматься.
Что отвечать — если спросила бы… Ведь не скажешь, что тебе неловко за человека — только потому, что семь лет назад его «по кусочкам собрали» (пакостное выражение), после того, как какой-то идиот из-за поворота вырулил, не глядя. Неловко, что он сильно хромает, что на лице два шрама — не из тех, что красят мужчину. Первый раз, нет, не испугаешься, но как-то вздрогнешь внутри, и глаза не поднять, чтобы снова посмотреть. Когда она увидела Иосифа, оставшись у Кочуров на ужин, то говорила исключительно с профессоршей. Он шутил, а она смеялась, не отводя глаз от бледно-желтого пятнышка на скатерти. А потом снова принималась о чем-то расспрашивать Кочуриху. Какая дикарка она была… То ли дело Нина: Иосифов вид нисколько не смутил ее. «Конкуренции меньше», — прокомментировала она.
И вот теперь придется тащить
Иосиф стоял на черной лестнице этажом выше, такой родной, вечно неунывающий Ося. С лестничной площадки сквозь матовое стекло в двери пробивался свет.
— Ося! Что ж ты так рано… ведь говорил…
— Розыгрыш! Сюрприз! А что?
— А то, что Нина у меня… Ничего смешного не вижу! Ты побудь полчасика у подружки — помнишь, я тебе рассказывала, ну, Оля? — а я потом Нину к ним переправлю. Она упрямится, сейчас идти не желает, ну что я могу сделать?
— А ты скажи, что негодяй уже тут. Что будет чистой правдой. В смысле, что я тут.
— Ося! Она жаждет этого «негодяя» лицезреть. Я ее тогда вообще не выкурю. У меня один козырь: в двенадцать на третьем этаже ложатся спать, поэтому ей надо там появиться раньше полуночи, чтобы людей не напрягать.
С Иосифом всегда легко. Он никогда не отказывается, не ерепенится, более того: все принимает с энтузиазмом.
— Ну отлично. Ты с нами спустишься?
— Ты себя уже на «вы»…
— Нет. Мы ж со свином.
Ну ведь уж ясно, что никаких разборов в аэропорту не было, Иосиф отвлекал внимание, чтобы свалиться как снег на голову. А коли так, разве свин не выдуман?
— А… он в коробке? — Алена покосилась на приличных размеров картонку, стоявшую на полу. Вообще, не так она себе представляла первую встречу в новом году.
— В коробке! Он бы там замерз десять раз уже. В шапку руку сунь. Только осторожно.
Алена наткнулась пальцами на что-то живое, теплое и руку отдернула.
— Почему такой маленький?
— Потому что морской.
— Так это… морская свинка?
— А ты думала, я тебе хряка приведу, на поводке? Вот сейчас не видно, а ведь он пятнистый. Далматин… Ты ведь хотела…
Никто раньше не слушал и не слышал ее. Даже Нина. Какого лешего она стесняется за человека, который не виноват в своей беде. За, может, самого близкого человека.
— Спасибо, Ося.
23
Одно дело — осознавать неуместность своего стыда, а другое — перестать стыдиться. Но сейчас не до самокопания. Надо устроить так, чтобы Олька приняла Осю с улыбкой, а не с круглыми глазами.
— Ося, давай ты спустишься на третий этаж, а Оля за тобой сразу же выйдет. Я ей позвоню.