Одного поля ягоды
Шрифт:
Это, должно быть, информация о каждом европейском emigre{?}[(фр.) эмигрант], который учился в Дурмстранге и пользовался услугами Министерства магии за последние несколько лет. В отличие от того, чем, по мнению Тома, они занимались (ничем), это была достойная работа Министерства. Приличные усилия, но он сомневался, что они принесли особый результат. Имён было слишком много, и не было никаких дополнительных указаний, объясняющих, почему эти люди представляют особый интерес. Возможно, один или два из них были шпионящими диверсантами, но Том был уверен, что большинство из них таковыми не являются.
Мистер Пацек был в списке. Том знал его как человека,
Он размышлял, знал ли мистер Пацек, что его имя было в списке, и сможет ли он узнать ещё какое-то имя. Большинство были выпускниками Дурмстранга текущего столетия, и, если в школе тоже было семилетнее образование, то некоторые из них учились в одно время с ним. Даже если они не были близкими товарищами, ему должно быть знакомо имя-другое.
Постучав палочкой по пергаменту, Том сделал копию и положил в свой карман.
Он признал, что остался несколько разочарован, что это была реакция Министерства на предмет Гриндевальда. Гриндевальд, в отличие от магловских армий Континента, не напал на берега Британии, но сверг несколько министров и установил свой режим. Разумеется, было лишь вопросом времени, когда он обратит свои глаза на Британию. Тому особо не за что было хвалить британское Министерство магии, но ему не нравилась идея, что залётный иностранец его захватит, даже если Гриндевальд выдвинет несколько полуприличных идей об управлении мира и что следует делать с маглами.
В возрасте четырнадцати лет Том восхищался простотой мира без Статута о секретности, потому что это означало отмену Указа о разумном ограничении волшебства несовершеннолетних, который был бичом всех детей, проводящих свои школьные каникулы, обтираясь с маглами, ведь их палочки надо было закрыть на замок и убрать с глаз долой. Мир, который Гриндевальд так красочно описывал в своих брошюрах, был миром свободы и порядка: свободой всех волшебников, которые скрывали свою сущность, и естественной иерархией для тех, у кого был талант и сила.
В возрасте семнадцати лет Том знал, что у него есть талант и сила. Он знал, что ему не нужно внешнее подтверждение его природных способностей. Какая-то маленькая, незначительная часть его также поняла, что богатство и привилегии, дарованные ему за рождение Риддлом, ничего не значили в утопии видения Гриндевальда. Если бы Том не встретил свою бабушку и не узнал о своём происхождении, какой-то активист-революционер, немецкий Робеспьер{?}[Французский революционер, адвокат, один из наиболее известных и влиятельных политических деятелей Великой французской революции.] в остроконечной шляпе, мог бы увидеть дом на холме и захотеть его, и ему ничего не стоило бы выгнать магловских обитателей и забрать — поместье, все моторы и лошадей, оранжерею и сады себе.
Вот что Гриндевальд имел в виду под волшебниками, занимающими принадлежащее им по праву место в мире, а не влачащими жизнь в тени.
Том не был уверен, что был с этим согласен. Конечно, он знал, что он был создан для великих дел, высшей участи, чем остальные люди, но его не прельщала идея, что каждому волшебнику
(И он однозначно не чувствовал преданности к своим магловским бабушке и дедушке. Они были машиной по предоставлению ему богатства и статуса, и это было источником его признательности по отношению к ним, но не более).
Там, среди пыльных стеллажей министерских архивов, Том решил, что политические взгляды его и Гриндевальда не совпадают, даже если у них было немало общего с точки зрения личной идеологии. Том видел большее преимущество в сохранении Статута о секретности, чем в полном избавлении от него: у британского Министерства магии было достаточно работы в попытках управления собственным населением из десяти тысяч душ. Он не мог представить, какого уровня некомпетентности достигнет волшебное правительство в попытках организации пятидесяти миллионов маглов на Британских островах и пятисот миллионов подданных всей Британской империи.
Британское магловское правительство реформировалось для военных действий, и безмерной задачей логистики было рассчитать распределение пайков для каждого домашнего хозяйства в стране, а помимо этого ещё и доставить буханки коричневого хлеба, маргарин, засоленную свинину и картофель, чтобы всем досталась достойная доля — или достаточная, чтобы они могли отработать восьмичасовую смену на военном заводе, не упав в обморок. Сам Том не мог вспомнить слишком много случаев настоящего, мучительного голода: он никогда не ел столько еды, сколько ему хотелось, и такой, какая ему нравилась (ячмень, рожь и овёс были дешевле, чем его любимые мягкие белые булочки, и он, вопреки собственным ожиданиям, стал ценителем козьего молока). Если он и оставался без еды, то это было в самые ранние годы его детства, когда ни у кого, ни в приюте Вула, ни за его пределами, почти ничего не было.{?}[Том рос во время Долгой депрессии (она же Великая депрессия), которая сильно затронула Великобританию в том числе]
Магловское правительство кормило его, давало ему кров, одевало его с рождения, а затем отправило его в начальную школу. Магическое правительство не знало о существовании, пока ему не исполнилось одиннадцать с половиной лет.
Том был не из тех, кто предаётся чрезмерной ностальгии, но отличия поражали. Маглы были обычными, обыденными. Они размножались, как насекомые. У них не было великой участи, ожидающей их: масштабы их амбиций ограничивались тем, чтобы в конце недели иметь достаточно денег на пирог и пинту пива.
Но… Маглы умели делать своё дело. Они обладали ценной эффективностью, благодаря которой Тому никогда не приходилось вовлекать себя в трудоёмкий процесс получения результатов. (Ему не потребовалось много времени, чтобы устать от скучной бюрократической юридической лексики после часа работы в архиве).
Маглы, как заметил Том, также были более восприимчивы к магии, изменяющей сознание. Его прошлый опыт показал ему, что те, кто знал о магии, оказывались раздражающе стойкими. Его отец, например, выучился только после избыточных дрянных забвений, совершённых его покойной матерью. Нотт, выросший в волшебной семье, мог защитить себя от нападения проверки разума.