Одного поля ягоды
Шрифт:
— Всё, что мне стоит знать, что это нравственный урок, который преподают родители, чтобы напугать своих детей и заставить их вести себя правильно, — сказал Том пренебрежительным тоном. — Они мне не нужны. Ты должна была заметить, что я не ребёнок и никогда не нуждался в родителях.
Гермиона издала странный кашляющий звук, но отказалась комментировать дальше. Вместе они вернулись в атриум, к ряду каминов в конце зала, тёмного и холодного субботним днём.
Том зажёг камин невербальным Инсендио, пока Гермиона брала горсть летучего пороха из урны сбоку, он был выложен покрытыми глазурью изразцами и с кованой подставкой, которая сочеталась с железным декроттуаром{?}[Приспособление для очистки обуви от грязи и снега, располагающееся у входа в дом] на противоположной стороне.
Не потому, что в нарушении школьных правил было что-то фундаментально неправильное, а потому, что Гермиона никогда не позволит ему забыть об этом, если из-за его невнимательности её оставят после уроков. А она боялась наказания, и не в смысле потери двух полезных часов после комендантского часа. Нет, Гермиона боялась оставить какое бы то ни было пятно на своём личном деле. В то время как Том рассчитывал, что ему вручат значок старосты школы за два года отсидки ужинов из восьми блюд «Круга слизней», Гермиона вдолбила себе в голову, что ей надо постоянно доказывать, что она достойна такой чести за то, что была образцовой студенткой. Смехотворно: почти все старосты школы были выбраны из нынешнего состава старост, и даже если их объявляли летом перед седьмым курсом, можно было почти наверняка предсказать, кто будет выбран за несколько лет вперёд.
Тем не менее, он потворствовал чувствам Гермионы. Она была более склонна его слушать, когда он представлял себя Хорошим Мальчиком. И ему нравилось, когда она слушала его и соглашалась с его идеями, особенно если они включали в себя прокрадывание после комендантского часа или в его спальню в Усадьбе Риддлов.
Но ведь обстоятельства изменились? Когда-то ему претила мысль о грязных сиротах с липкими пальцами, роющихся в его имуществе, а стремление к компании было чуждым понятием, которое Том связывал с недостатком характера. Но он не возражал против присутствия Гермионы сейчас или в своей спальне в эти рождественские каникулы. Они учились, практиковали магию и делали домашнюю работу вместе. Он мог себе представить, что наслаждается её обществом больше, чем несколько недель в году — больше, чем в этом учебном году или в следующем, — до конца своего…
Его мысли были прерваны тихим, шипящим голосом за пару столов от них.
«Отпусти меня! Прекрати меня сжимать, ты, неуклюжий мужлан!»
Он повернул голову влево, где два человека склонились над угловым столом, и на одном из них был тяжёлый плащ с натянутым капюшоном, ничего необычного для завсегдатая паба. Другим человеком была огромная глыба в чёрной мантии формы студента Хогвартса, отсроченной красным на лацканах и рукавах. Большинство студентов подгоняли свою форму у продавщицы, и подол заканчивался где-то от одного до трёх дюймов{?}[2,5 – 7,5 см] от ботинок. Но у этого студента мантия задиралась на добрые полфута{?}[~15см ] над щиколотками.
Был всего один человек в Хогвартсе такого размера, и Том был прав в своей догадке: Рубеус Хагрид, четверокурсник с Гриффиндора, нуждающийся в фонде помощи Хогвартса, и пыхтящий над каждым основным предметом учебной программы. Том слышал о способностях Хагрида к уходу за магическими существами, который был его факультативом, не основным уроком — а ведь это едва ли считается? Это был один из предметов на уровне прорицаний и магловедения, который требовал минимальной работы палочкой, и не было ничего, что Том ненавидел так сильно, как когда ему приказывали достать перо и убрать палочку в начале урока. Для него урок без палочек мог бы быть магловской дневной школой{?}[Без пансиона].
Так что Хагрид делал в «Кабаньей голове»? Да ещё и со змеёй?
Он подтолкнул Гермиону, которая переодела
— У парня вон там бумсланг. Разве это не запрещённые Министерством магические существа?
Взгляд Гермионы устремился в сторону, и её глаза сузились. Затем ей что-то пришло в голову, и она устремилась к угловому столику, расправляя плечи и прочищая горло:
— Несовершеннолетним студентам в Хогсмиде полагается стоять со своей возрастной группой под наблюдением старост своего факультета. А не разгуливать с опасными животными!
Том наблюдал, как Хагрид повернулся спиной, его широкое лицо сморщилось, как неудавшееся суфле:
— Он безобиден, правда! Посмотри на него, он совсем маленький — у него даже зубы ещё не выросли, он не укусит, клянусь!
К удовлетворению Тома, Гермиона отказалась смягчиться от его потока жалких оправданий.
— Извини, но если ты принесёшь эту змею в замок, боюсь, мне не останется выбора, кроме как доложить об этом твоему декану! Есть причина, почему этими животными можно владеть только дрессировщикам с лицензией! А Вы — я не знаю, как Вас зовут, — как Вам не стыдно показывать опасное существо студенту! Можно номер Вашей лицензии, сэр? Уверена, что мадам Гардинер в Министерстве магии было бы интересно узнать, не нарушил ли кто-нибудь условия регистрации!
Волшебник в плаще за столом приглушённо ответил, какое-то грубое замечание об особенностях физиологии Мерлина ниже пояса, прежде чем соскользнул со стула и побрёл прочь, засунув во внутренний карман молодого бумсланга с зелёной чешуёй. Его жалобы были заглушены нытьём Хагрида, и Тому было не по себе, что такая огромная глыба мальчишки ведёт себя так инфантильно.
— Он бы никому не причинил вреда — если я его не возьму, он продаст его аптекарю — я не могу позволить этого бедняжке!
— Если ты хочешь убедиться, что к магическим существам относятся добросовестно, ты можешь направить петицию в Отдел регулирования магических популяций и контроля над ними, — сказала ему Гермиона. — Или попроси своего профессора по уходу за магическими существами достать одного для своих занятий — у него есть лицензия на уход за животными с ограниченным доступом. Всё лучше, чем подвергать опасности других студентов! Что ты собирался делать, держать змею под кроватью?
— В моём сундуке…
— Взрослый магический бумсланг достигает более шести футов{?}[182+ см] в длину!
— У меня большой сундук…
— Ах да, думаю, он сослужит тебе хорошую службу, когда тебя заставят собирать вещи, если змея вылезет наружу и кто-нибудь её увидит! Тебя за это исключат, знаешь ли!
Тому было забавно наблюдать, как кто-то другой несёт на себе всю тяжесть назойливости Гермионы. Он считал, что она хорошо носит мантию власти, несмотря на то, что она подержанная, дарованная ей такими, как профессор Бири, директор Диппет и длинная рука административных аудиторов Министерства магии. Высшая уверенность в её тоне и поведении исходила от человека, который считал, что он полностью прав. Это было не совсем то же самое, что врождённая харизма, та редкая разновидность серьезности, которая исходит изнутри. Убеждённость, хотя и исходила из внешнего источника авторитета, имела одну общую черту с харизмой в её высшей форме: её никогда нельзя было подделать.
У Гермионы была эта яростная, необузданная убеждённость. А вдобавок на её стороне были факты, и правила, и логика.
У неё, однако, не было харизмы.
Если бы Том был кем-то другим, и если бы предметом упрёков был кто-то, кроме Рубеуса Хагрида, ему, возможно, было бы жаль мальчика. В конце концов, он решил сам вмешаться в разговор. Будет лучше, если они с Гермионой удалятся до того, как буфетчик придёт посмотреть, из-за чего весь этот шум.
— Но ведь ничего страшного не случилось? — сказал Том. — Никаких ядовитых змей в замке, никаких отчислений. Советую так всё и оставить, Хагрид. Мы не станем докладывать на тебя и вычитать очки в этот раз, но если ты попадёшься снова, то мы уже ничего не сможем сделать, — он выразительно посмотрел на Хагрида. — В твоих лучших интересах покинуть «Кабанью голову» и сделать вид, что тебя никогда тут не было.