Огненная кровь. Том 2
Шрифт:
Кровь залила уже всю рубашку, и рана была не пустяковой, но ненависть оказалась сильнее боли, и бой продолжился.
— Они же убьют друг друга! Чего вы стоите? — крикнула братьям подбежавшая Эверинн. — Остановите их!
Вид крови слегка отрезвил Альберта, и он стал отступать, уходя в защиту, понимая, что противник ранен и уже почти невменяем. Он сделал обманный выпад и выбил баритту из рук брата. Та, описав дугу, улетела куда-то в клумбу с гортензиями, а Драгояр, растерявшись на мгновенье, застыл. Альберт, не задумываясь, отбросил и свою баритту туда же, уравняв шансы.
— Теперь удовлетворён? — прорычал он, разведя
Только это не помогло, безумие всё ещё владело ими, и в следующее мгновенье они сцепились уже без оружия — кулаки Драгояра против кулаков Альберта.
Но исход поединка был предрешён. И когда Альберт свалил Драгояра, прижав к мраморным перилам так, что его голова едва не застряла между балясинами, то Грегор, Тибор и Истефан навалились сзади, выкручивая ему руки и утаскивая назад.
— Да остынь ты уже, Берти! — Тибор тряхнул его за плечи, прижимая всем телом к колонне, поддерживающей арку. — Чего сцепились-то, как два барана? Бабу не поделили? Дурни!
Альберт стряхнул руки дяди, вытер кровь с губы тыльной стороной ладони и отступил, тяжело дыша.
Драгояр поднялся с трудом, держась за окровавленное плечо и не сводя глаз с противника, произнёс хрипло:
— На этом мы не закончили, бастард!
— Жду с нетерпением! — ответил Альберт.
Милена принялась стаскивать рубашку с плеча брата, чтобы осмотреть рану, и слуги бросились помогать, обессиленный Драгояр прислонился к стене, медленно оседая, видимо, сказалась потеря крови. А Хейда металась между соперниками и смотрела в глаза так преданно то одному, то другому, цепляясь за руку Альберта в порыве то ли благодарности, то ли от страха. И ему захотелось оттолкнуть её, выругаться самыми страшными ашуманским ругательствами и уйти поскорее отсюда куда-нибудь, хоть в бордель к Вэйри, и там напиться, снова прочесть те письма, а потом вернуться и сжечь, наконец, дотла отцов кабинет. Может, тогда боль его утихнет и перестанет скручивать всё внутри.
Он бы и сделал так, но запрокинув голову, чтобы остановить кровь, бегущую из носа, увидел Иррис среди слуг на верхних ступенях лестницы. Она стояла, замерев, вцепившись в перила одной рукой, а другой прижимая к груди какие-то книги, и смотрела на него. Альберт мог бы поклясться, что никогда не видел такой бледности на её лице и такого разочарования в глазах…
И на душе у него сделалось совсем тошно.
Кажется, он перегнул палку с этой дуэлью и прощением на коленях, со всей этой стычкой на глазах у всех, и Хейдой, висящей на сгибе его локтя. И он бы так не поступил, если бы знал, что она будет смотреть на это всё. Он бы прошёл мимо и не ответил Драгояру, потому что не хотел, чтобы Иррис видела его таким — не контролирующим свою ярость, таким безумцем, мстящим другому за свою боль, таким похожим на Салавара, таким, каким он сам себя ненавидел и каким быть не хотел.
Вот что было ему нужно — просто поговорить с ней. Дать почитать эти письма — она бы поняла, и ему бы стало легче…
— Леди Иррис! Доброе утро! Надеюсь, вам понравилось представление! — он отсалютовал ей окровавленной рукой в каком-то совершено пьяном угаре и, отцепив руку Хейды, направился быстрым шагом прочь.
Глава 26. Совсем другой праздник вина
Иррис сидела над книгами, которые ей дал Гасьярд, перечитывая
— …смотрите-ка, какой же он красавчик, наш Берти…
— …кто бы подумал, что из-за Хейды…
— А чего бы и нет? Хейда-то красотка и женщина уж помягче-то будет, чем его сёстры… такую и ухватить есть за что, и не швыряется она вазами…
Хихиканье...
— …а хоть бы и мачеха, чего ей пропадать-то? Ну, траур? Закончится, и она молодая, да уж куда против таких-то красавцев устоять…
Кто-то вздохнул…
— А мне она с Драгояром больше нравится, и ему она по сердцу, а Берти уж больно бешеный, весь в отца, да и Салавар ему ничего не оставил…
— Зато посмотри, как же наш Берти дерётся красиво, красивше даже, чем Салавар дрался, а уж у того баритта была, что рука…
— Да какая польза Хейде с драки, уж коли смотреть, то как он чем другим… владеет!
— Уж не сомневайся, он и другим владеет получше, чем ты, старый скабрезник!
— Тебе почём знать? Нечто проверяла?
— Нечто надо проверять? Ты посмотри, как от него женщины млеют. Свистни только, да они в очередь у ворот выстроятся! Я помню его ещё мальчишкой перед отъездом в Скандру, не одной леди он сердце разбил в этом городе, а ему лет-то было всего семнадцать!
Иррис стояла поодаль, слушая разговоры слуг, глядя на картину, что разворачивалась внизу. Она застала всё от начала до конца, видела, как Альберт просил у Хейды прощения на коленях, как целовал её руку и, конечно же, поединок.
Она смотрела на него и не могла оторвать глаз от его лица, на котором попеременно менялись эмоции, освящая его вспышками гнева, ярости и страсти…
Он и правда дрался красиво, виртуозно и очень смело, не боясь рискованных ударов, и когда ранил Драгояра, Иррис видела, что отступил, не приставил баритту к горлу, ушёл в защиту, пытаясь остановить поединок, позволяя сохранить противнику лицо.
И в этой страсти он был весь. Как сгусток огня, порывистый, смелый, безрассудный и такой открытый в своих желаниях, отдающий всего себя тому, что делает, и так, как умел это делать только он, не боящийся гореть, пусть даже выгорая полностью, до дна…
«Тот, кто отдаст больше, будет хотеть того же взамен, получить всё без остатка и, не получая, станет страдать».
Это и произошло с ними на озере. Как-то так случилось, как именно — она не знала и почти верила в то, что и Альберт тоже не знал, но это произошло. С ними случилась именно эта связь, о которой говорил Гасьярд. Разрушенная стена, губительная для обоих. И так вышло, что Альберт создал эту связь помимо желания Иррис, может, и помимо собственного желания, отдав или забрав слишком много, заставив мучиться их обоих, породив зависимость друг от друга, неподвластную ничьей воле.