Огненный крест. Книги 1 и 2
Шрифт:
— Я сделаю, — ответила я и почувствовала, что он кивнул головой. Значит, вопрос решен; он отпустил мою руку и пошел вперед открыть ворота.
Перед ними он остановился, и мои привыкшие к темноте глаза уловили чистую линию его профиля, когда он, прислушиваясь, повернул голову. Потайной фонарь, который он нес, пахнул жаром и маслом, и слабый свет, проникающий сквозь крошечные отверстия в шторках, прыснул на его плащ маленькими тусклыми пятнышками.
Я тоже огляделась вокруг и посмотрела на дом. Несмотря на позднее время в задней гостиной, где продолжалась игра в карты, горели свечи. Когда
— Твоя тетя долго не спит, — прошептала я Джейми. Он повернулся и взглянул на дом.
— Нет, это Дункан, — сказал он тихо. — Моя тетя вряд ли нуждается в свете.
— Возможно, он читает в кровати, — сказала я, пытаясь уменьшить напряжение. Джейми издал тихое раздраженное фырканье, но гнетущая атмосфера немного развеялась. Он отодвинул задвижку и открыл калитку, выявив абсолютно черный прямоугольник. Я повернулась спиной к огням и шагнула в темноту, чувствуя себя Персефоной, вступающей в аид.
Джейми распахнул калитку шире и вручил мне фонарь.
— Что ты делаешь? — спросила я, услышав шорох одежды. Было так темно, что на его месте я видела только неясное темное пятно, но донесшийся оттуда слабый звук раскрыл мне, что он делает.
— Мочусь на столб, — ответил он шепотом, отстранившись и зашуршав одеждой, когда застегивал брюки. — Если мы должны это сделать, мы сделаем, но я не хочу, чтобы дух последовал за нами в дом.
Я в свою очередь издала раздраженное фырканье, но ничего не сказала, когда он повторил свой ритуал у дверей в сарай. Может быть, это было мое воображение, но ночь казалась населенной; будто невидимые тени мелькали в темноте, бормоча что-то голосом ветра.
Было почти облегчением войти внутрь, где воздух был неподвижен, несмотря на то, что здесь с запахами ржавчины, гнилой соломы и трухлявого дерева был смешан запах смерти. Раздалось слабое шорканье металла, когда шторка потайного фонаря была отодвинута, и ослепительно яркий свет залил внутренности сарая.
Мертвую рабыню, уже обмытую и завернутую в саван из грубого миткаля, положили на доски, настеленные на козлы. Возле нее лежал ломоть хлеба и стоял стакан с бренди. Маленький венок из высушенных трав лежал на саване чуть выше сердца. Кто оставил его? Кто-то из рабынь, конечно. Джейми при виде его перекрестился и с осуждающим видом взглянул на меня.
— Касаться похоронных вещей к беде.
— Я уверена, что к беде брать их, — уверила я его, хотя перекрестилась прежде, чем взять вещи и переместить их в угол сарая. — Я отложу их в сторону, пока не закончу.
— Ммфм. Подожди немного, сассенах. Не трогай ее пока.
Он порылся в своем плаще и вытащил маленькую бутылочку. Откупорив ее, он прижал пальцы к ее отверстию и вылил на них немного жидкости, которой он сбрызнул на труп, быстро бормоча гэльскую молитву, которую я признала, как обращение к святому Михаилу защитить нас от демонов, вампиров и прочей ночной нечисти. Очень полезная молитва.
— Это святая вода? — недоверчиво спросила я.
— Да, конечно Мне дал ее отец Леклерк.
Он перекрестил тело и на мгновение возложил руку на голову под саваном, потом неохотно кивнул мне головой
Я извлекла скальпель из сумки и аккуратно разрезала саван по шву. Я принесла с собой крепкую иглу и толстую навощенную нить, которыми собиралась сшить место резекции; при удаче я могла бы ими сшить саван так, чтобы никто не заметил.
Ее лицо было почти неузнаваемым; толстые щеки одрябли и спали, черная кожа стала пепельно-серой, а губы и уши приобрели мертвенно-фиолетовой цвет. Это меня успокоило, я убедилась, что передо мной просто пустая оболочка, а не женщина, которую я знала. Сама женщина, если она еще была поблизости, вряд ли стала бы возражать.
Джейми снова сделал крестное знамение и что-то тихо произнес по-гэльски, потом поднял фонарь повыше, чтобы мне было лучше видно. Свет отбросил от него тень на стену сарая, гигантскую и жутко колеблющуюся от языков пламени. Я отвела взгляд от тени и опустила глаза на свою работу.
Даже самые современные методы вскрытия трупов всего лишь простая рубка мяса. И сейчас самое худшее заключалось только в нехватке освещения, воды и специальных инструментов.
— Тебе не нужно смотреть, Джейми, — сказала я, останавливаясь, чтобы провести запястьем по лбу. Несмотря на холод в сарае, я вспотела от тяжелой физической работы, которой являлось вскрытие грудины, и воздух был насыщен густым запахом разрезанного тела. — На стене есть гвоздь, ты можешь повесить на него фонарь и выйти на улицу.
— Я в порядке, сассенах. Что это? — он наклонился, осторожно указывая пальцем. Беспокойное выражение на его лице на мгновение сменилось интересом.
— Трахея и бронхи, — ответила я, проведя по изящным хрящевым кольцам, — и кусочек легкого. Если ты в порядке, не можешь посветить поближе, хорошо?
Не имея распорок, я не могла широко раздвинуть грудную клетку, чтобы рассмотреть оба легких, но я видела достаточно, чтобы исключить некоторые возможности. Поверхности обоих легких были темные и гранулированные; Бетти было за сорок лет, и она жила возле открытого огня.
— Все грязное, что человек вдыхает и не выкашливает — табачный дым, сажа, смог — все постепенно накапливается в тканях легкого и плевре, — пояснила я, снимая кусочек тонкой плевральной мембраны с кончика скальпеля. — Так что все остается здесь. Легкое ребенка будет чисто розового цвета.
— Мое тоже похоже на это? — Джейми задушил рефлекторный кашель. — И что такое смог?
— Это воздух в городах, подобных Эдинбургу, где дым смешивается с туманом, — ответила я рассеяно и немного закряхтела, пытаясь раздвинуть ребра и заглянуть внутрь. — Твои легкие, вероятно, не так плохи, поскольку ты много жил на воздухе. Чистые легкие — это возмещение за жизнь без огня.
— Это хорошо, если нет выбора, — заметил он. — Если бы людям дали выбор, они предпочли бы жить в тепле и кашлять.
Я не подняла глаз, но улыбнулась, взрезая верхнюю долю правого легкого.
— Да, это так.
Никаких признаков кровоизлияния в обоих легких, никакой крови в дыхательных путях, никаких симптомов легочной эмболии. Нет скопления крови в груди или брюшной полости, хотя мои разрезы вызвали некоторое кровотечение. После смерти кровь быстро сгущается, но потом постепенно разжижается.