Огола и Оголива
Шрифт:
–Аллочка, после молитвы нужно всегда говорить «Аминь!», это означает «Да будет так!»
И они не успокаиваются, пока я не произнесу чётко и ясно своим голосом:
–Аминь!
Персидский кот, сложив лапы в тёмных перчатках на груди, лежит на спине.
–Он тоже молился, – шепчет мне Злата.
И началось утомительное изучение обрывков Ветхого Завета, обилие бесполезных, пугающих имён. Ну, зачем мне всё это?
…Аддар, Гера, Авиуд,
Авишуа, Нааман,
Гера, Шефуфан, Хурам…
По окончании урока Любезная велит:
–Светочка, возьми молитву.
– Иегова, Отче, благодарим тебя за то, что ты позволил нам сегодня собраться здесь, чтобы изучать Слово Твоё… Аминь.
Глядя Проповеднице в рот, Света говорит:
–А вот я хотела спросить у вас. Мы ходим проповедовать, нас здесь все уже знают и называют «йоговы». Увидят нас и говорят: «Ну что, йоговы, опять пришли?
–Как-как?
–«Йоговы», – терпеливо, как слабоумной, объясняет Светлана.
–Как-как-как-как-как? – заело Любезную.
–Йо-го-вы. Мы пытались им объяснить, что правильно говорить Иегова. Как тут поступать?
–От таких сразу нужно отходить! Вот когда окажутся в Армагеддоне!
–Бывает, что нам говорят: а я уже читал. Ну, тогда и спрашиваешь, конечно, а что читал? А если вообще слушать не хотят, тогда что ж? Говоришь: «До свиданья!»
–А то мне: теория Дарвина, естественный отбор! А что же вам теория Дарвина ботинки не сшила?
–Щёлково вчера по телевизору показывали, – сказала Света.– Сказали: такой большой город, а всего один туалет.
–Ой, Светочка, да это вообще ужас! Я обычно в больницу захожу.
–А вы лучше в женскую консультацию ходите.
–А где это?
Света терпеливо объяснила.
–Куда вы сейчас пойдёте?– заискивающе спросила она.
–На рынок, купить себе еды. Обойду место, то самое, где, хе-хе, ваш идол стоит!– Так она оригинально назвала памятник Ленину на нашей площади.– А завтра мне на Ивантеевку ехать. Там очень плохо проповедовать, пять же церквей! Один поп, хе-хе, с мафией связан, другой– пьёт.
На Ивантеевке я была всего один раз,– мы с Викой ездили поздравить её отца с днём рождения. Но я специально узнала: на Ивантеевке тогда было всего две старинные церкви, Смоленская и Георгиевская.
Надо же… Я считала Проповедницу за городскую сумасшедшую, а она, оказывается, межрайонная! «Я городская сумасшедшая, я за автобус не плачу…»
Злата берётся за хулахуп:
–Смотри, тётя Рай, как я могу!
–Ой, Светочка, не позволяй ты ей этот обруч крутить, он все органы отшибает!
–Так он же лёгкий, пластмассовый…
–Всё равно нельзя! Его, обруч, не Иегова-бог, а сатана придумал! Все спортсмены эти больные, а она у тебя, ишь, какая тоненькая!
–Да я и не хотела покупать, но она увидела, как во дворе подружки крутят…–
Она относилась к этой мрази, как к придирчивой свекрови. И ладно, если бы свекрови не было! (Хотя Проповедница нам обоим годилась в бабушки).
–А ещё я хотела спросить у вас, у неё хрипы какие-то появились, я так испугалась! У неё же порок сердца, но врач сказал, что это не опасно…
Проповедница с яростью даёт какие-то медицинские советы. Оказалось что у неё самой– порок сердца, совместимый с жизнью.
И вот мы в прихожей, где Огола, как всегда перед зеркалом, кокетливо мажет гигиенической помадой свои мерзкие губы.
–Коридорчик, конечно… – качает головой хозяйка.– Ничего, я квартиру снимала, там комната начиналась прямо от входной двери. А как у вас дома?
–Мне братья врезали шкаф, коридор был шесть квадратных метров, стал пять.
–А когда мы со Златкой были на собрании, она стала хныкать и домой проситься,– смущённо жалуется Света.– И у меня не было с собой конфетки, чтобы её отвлечь! Я просто не знала, что мне делать! Ведь раньше ей интересно было…
–Вот как сатана издевается над ребёнком!– восторгается Проповедница.– И как там наш брат Марьян?
Света прощается со мною холодно. А может быть, мне просто так показалось? План же избавления от ненавистного общества Проповедницы я разработала заранее.
–Мне сегодня надо во-он туда, – заявила я, махнув в глубь улицы Советской. Если Проповедница действительно собралась на рынок, то ей со мной не по пути.
–Значит, туда… – тихим грустным голосом отзывается Проповедница. – Что ж, Аллочка, счастливо тебе.
И я, выждав время, делаю огромный рыболовный крюк. Чтобы я появилась с ЭТОЙ…С ЭТОЙ в городе вместе?!!
Глава четвёртая.
Исход.
Я смотрела на Мадонну, и мне казалось,
что моя настоящая мать – это она,
а не та, которая вечно кричит.
Альберто Моравиа, «Римлянка».
В среду шёл дождь, а я пошла отчитываться, что никаких подписей не собрала.
В подъезде, где был штаб, на меня налетел какой-то распальцованный тип,– темноволосый, нечесаный, в солнечных очках. Стал играться удостоверением:
–А ты куда? К Маришке, что ли? Я в ментуре работаю! А, ты к…,– и он назвал нашего партийного лидера,– что ли? И этих порубаем!
Как же я перепугалась, как сердце застучало!
–Здравствуй, Аллочка, как твои дела?– спросила Людмила Дмитриевна. – Что-то ты такая бледненькая…
–Да я… вы только не пугайтесь. Я в секту попала, а так– ничего особенного. К «Свидетелям Иеговы».