Огола и Оголива
Шрифт:
–Ничего, ничего, Шура; с Божьей помощью…
И тут меня осенило: да ничего они не поняли! Они же– зомбированные! Вот компьютер считается «умной машиной», а на самом-то деле не может отклониться от заложенной в него программы! И я вспомнила группу «Крематорий»:
Зомби играет на трубе– мы танцуем свои танцы.
Но, видит Бог, скоро, он отряхнёт прах с ног,
Плюнет в небо, и уйдёт, оставив нам свои сны.
Огола, понятное дело, рано или поздно уйдёт из моей жизни, оставив мне
–Что ж, давайте возьмём молитву. Иегова, благослови Свете благополучно принять крещение…
Это как? Не захлебнуться во время погружения, что ли?
–Ты, Аллочка, не беспокойся, знание истины мы тебе привьём. Сатана будет мешать тебе изучать Библию через родителей!– безапелляционно заявила Огола.– Я проповедовала парню на остановке, и он мне начал про теорию Дарвина, про происхождение Вселенной из хаоса. «А что же тогда ботинки сами себя не сшили?» – «Ой, а правда!» «Так зайди к нам в «Спутник»!»– «Ладно, зайду!»… Значит, Алла, встретимся через неделю…
–Нет, я могу только через две.
–Хорошо. Ты на работу идёшь устраиваться?
–Нет, тут другое. Да меня и не возьмут никуда, мне же нет восемнадцати лет.
–А раньше брали,– удивилась Света. – На неполный рабочий день.
–Сейчас всё по-другому,– глубокомысленно изрекла Александра. – Теперь паспорта с четырнадцати лет дают. По телевизору показывали, как их Ельцин вручал. Мои соседи, армяне, мальчик в четырнадцать лет паспорт уже получил, а девочка старше, но получается, позже брата получит.
–Может быть, Алла, у тебя есть какой-нибудь вопрос? – с надеждой спросила Любезная.
А я из дерзкого озорства возьми и спроси про Оголу и Оголиву. Проповедница распахивает пророка Иезекииля и оглашает:
–«Сын человеческий! Были две женщины, дочери одной матери, и блудили они в Египте, блудили в своей молодости; там измяты груди их, и там растлили девственные сосцы их»,– хищно, нагло, со сладострастным упоением текстом читает «тёзка».
Я уже сама не рада, что это затеяла. И зачем в священной книге так много порнографии? Один сюжет об Иуде и Фамари из книги Бытия чего стоит!
–Так значит, тебя про блуд заинтересовало?– подозрительно и ехидно спрашивает Светлана.– Интересно только, почему?
–Ведь что такое беременность? – патетически восклицает Огола. – Это для родителей твоих– огорчение!
Я от стыда не смею поднять глаза, но говорю:
–Я просто хотела узнать, совпадает ли моё мнение с истиной, что блуд– это идолопоклонство?
–Да, совпадает! Это духовный блуд! Вавилонская блудница! Христианский мир! Ложная религия! Сатанинская ложь!
–А знаешь ли ты о Вавилонской башне?– снисходительно спрашивает Александра.– Недавно в Ираке археологи нашли её фундамент! Её построил Нимрод!
–А как же, читала в журнале «Мурзилка», когда это стало модно…
Я подхожу к специальной высокой подставке для кота, беру Ричика на руки, как младенца. Он выпучил свои тупые стеклянные голубые глаза, высунул толстый розовый язык и зашипел. Я испугалась и выронила его на пол.
–Алла! – укоризненно сказали Огола и Александра.–
Дамы перемещаются на кухню восхищаться перестановкой, а я спешу уйти. Иду я уже по привычке вкруг, вдоль Пролетарского проспекта.
И тут случилось очевидное– невероятное.
Когда я познакомилась с Оголой, рядом с нами остановились светлые «Жигули», из окошка выглянул русый кудрявый мужчина лет сорока пяти с неприятным лошадиным лицом, и спросил, где улица Советская. Проповедница так страстно ему объяснила, что я решила, что она– щёлковская. И сейчас он же притормозил рядом со мной и спросил:
–Как проехать к Свете?
«Господи, – взмолилась я,– так неужели и он к ней «учиться» приехал? Как же Огола и его зазомбировала?!»
–Что?!!
–Где центр?
Глава седьмая.
Злоключение.
В тот день шептала мне вода:
Удач – всегда!..
А день… какой был день тогда?
Ах да – среда!
Владимир Высоцкий.
Ждать больше было нечего, и я отправилась в Москву одна. Я так мало ездила, и пригородные электрички были для меня такой экзотикой, что я за свои семнадцать лет никогда не видела контролёров! А тут неожиданно всё пришло в движение, все стали шарить по сумкам и карманам, а в проходе, как из-под земли, выросли двое высоких молодых мужчин в пятнистой форме. На проверенных билетах они ставили галочки.
А за окном стояла холодная и радостная осень, и в окна лилось октябрьское золото. И на пути в Москву ничего выдающегося не произошло: ни моего любимого исполнителя, ни того бедняги, собиравшего франки по курсу на операцию.
Приезд в столицу для меня– ритуал, словно я – провинциалка, приехавшая покорять её любой ценой. Я сошла с толпой в пасть метро, всё также «ритуально» приобрела два полупрозрачных зеленоватых жетона, спустилась на эскалаторе на красную Сокольническую ветку.
Но, увы, ехать мне было абсолютно некуда! Абсолютно! Мне нечего было делать в такой вожделенной Москве! И поэтому я решила съездить к своему будущему, как я тогда уповала, месту работы.
Я вышла на Кропоткинской, в районе которой, на Пречистенке, жили в 1925 году товарищ Шариков, доктор Борменталь и профессор Преображенский, покрутилась на Волхонке, посмотрела издали на золотящийся, как эта осень, храм Христа Спасителя. А к штабу не пошла, побоявшись заблудиться. И я решила, что оттачивание маршрута пока что ни к чему, ведь оформлять документы я туда пойду с Татьяной Ивановной.
И я вернулась на станцию. И как её только переименовать не хотели! И в Пречистенку, и в Храм Христа Спасителя, а уже в наше время – в Патриаршую. Но в честь русского революционера-анархиста Петра Алексеевича Кропоткина– всё равно звучнее всего. И Дворец Советов, как было до 1957 года – тоже неплохо.