Огонь и сталь
Шрифт:
– Кто из нас мать, детка, - ты или я? – Соловей повернулся на бок спиной к сутай-рат, бессовестно перетягивая на себя шкуры. Нефтис уже ревела практически в голос больше из вредности, нежели от обиды, упорно дергала за шкуру и тянулась к матери, но ножки еще плохо держали девочку. Плюхнувшись на пол в очередной раз, она заплакала уже по настоящему от боли. Глаза Бриньольфа тут же распахнулись, он сел на постели и протянул руки к плачущему котенку. Нефтис шмыгнула носом, небесно-голубые глазки блестели от слез. Северянин прижал девчушку к себе, укачивая ее и поглаживая по головке. Шерстка у дитятка словно пушок, мягкая, у матери ее пожестче будет. Малышка доверчиво прильнула к вору, спрятав мокрую от слез мордочку у него на плече.
–
– Ты поговори мне, - сурово бросила Дхан’ларасс, качая колыбель в пустой надежде успокоить детей, но разбуженные всхлипами старшей сестрички котята пищали и все норовили вылезти из кроватки. Каджитка подхватила сына и дочь на руки и вернулась в постель. Бриньольф, подложив руку под голову, возлежал на перине, а Нефтис, ворча, топталась у него на животе. Норд чуть слышно кряхтел, когда малютка особенно сильно давила острыми локтями и коленями ему на живот. Сутай-рат скользнула под бок вору, устроив голову у него на плече, и Соловей обнял ее за плечи. Санера сонно посапывала, ткнувшись носом в подмышку матери, Дро’Оан устроился на подушке, свернувшись клубочком. Соловей протяжно зевнул, свободной рукой протирая глаза.
– Когда ж они уже вырастут, а? – простонал он горестно, почесывая крошечное ушко котенка. Ларасс потерлась носом об его шею.
– А меня? – воровка игриво прикусила мочку уха норда, щекоча усами и опаляя кожу горячим дыханием. Пальцы Бриньольфа нежно взъерошили шерстку на затылке гильдмастера, каджитка сладко потянулась, выгибая спину. Хорошо все-таки, что брат на корабль свой вернулся, как увидел бы, что сестрица младшая с человеком ложе делит… хотя чего ему-то гневаться?! Сам всех баб в Рифтене перелапал, чуть ли не в каждую бочку с медом свою ложку мохнатую окунул, и ничего! И слова ему на скажи да еще и выслушивай, кто ему чем нравится. Уж вся Гильдия в курсе, что у Хельги задница, что спелый персик, у племянницы ее грудки яблочками, а Грелха хоть и сварлива, но есть в ней что-то такое, за что глаз цепляется. Как березка она в сосновой роще. Камо’ри слушать, так у него целый березовый лес, а сам он как лесопилка. Дхан’ларасс фыркнула, осторожно перекладывая Санеру на перину, котенок сипло мяукнула во сне, подергала носиком, но не проснулась. Бриньольф же бесцеремонно подхватил Нефтис под животик и переложил девочку на половину кровати сутай-рат. Северянин повернулся на бок, грудью прижимаясь к спине каджитки и невесомо коснулся губами ее затылка.
– Давай спать, детка, - пробормотал он, прижимая девушку к себе. Зимние глаза Ларасс чуть затуманились. Оставшись одной в пятнадцать лет, она только и мечтала о том, что бы покинуть суровый край, равнодушный к судьбе юной каджитки, почти еще котенка. Хотела сбежать от косых взглядов, вечного презрения и брезгливой надменности бесхвостых нордов, оскорблений и нищеты. И что же в итоге? Сутай-рат живет в канализации, но не хуже королевы. Ее мужчина не отец ее детей, но ведь любит же, Брин сам ей так сказал. И врать ему ни к чему, Соловью чуждо лицемерие, иначе бы игру Мерсера давно бы раскусил.
***
За ужином было подозрительно тихо. Никто не пытался перепить Могильщика на спор, Делвин не подкатывал к Векс, а Рун и Синрик не горланили “Рагнара Рыжего” для улучшения аппетита. Все сидели, уткнувшись в свои тарелки, лишь изредка поглядывая на Бриньольфа. Соловей же, демонстративно не обращая внимание на весьма прохладную атмосферу в таверне, отдавал должное густой оленьей похлебке. Покрошив в нее хлеб, мужчина принялся увлеченно размешивать ее деревянной ложкой, упоенно вдыхая ароматный пар.
– Кхем, Брин… - Гартар прочистил горло, - мне тут Этьен намекнул, что Нируин видел…
– Ничего я не видел!
– пронзительно взвизгнул эльф, поперхнувшись медом
– Нет, я ничего не… я не подсматривал, Брин, честно!
– Ребят, вы о чем?
– северянин приподнял одну бровь и откинулся на спинку стула. Выражение небритого лица - самое невинное. Только дурак бы не догадался, что причина их робости и застенчивости отношения детки и самого рыжего из Соловьев. К Ларасс они не рискнут приставать в открытую, тот случай с Камо’ри научил их не лезть лишний раз в дела каджитов.А Бриньольф, он же свой, к нему можно нос сунуть и в душу, и в сердце, и в кошелек, когда судьба за яйца схватит.
– Слушай, Бриньольф, - Векс недовольно поджала губы, глаза норжанки сверкнули осколками льда. И как только ее карие теплые, как у олененка, очи способны мгновенно покрываться гневной изморозью, словно земля, тронутая зимними холодами.
– У тебя с гильдмастером нашим что?
– Крошка, при всем моем уважении, но это не ваше дело.
– Не соглашусь, Брин, - Меллори хмуро зыркнул на него исподлобья как злокрыс из-под метлы, - кошечка хоть и наш босс, но мне она как дочь.
– Ага, а котята ее тебе тогда внуки, да, дедуля?
– фыркнул Векел, надраивая железную кружку.
– Брин, ты не думай, если у вас с Ларасс все серьезно, мы только рады, честно. Ты, главное, заранее нас предупреди если вы это… ну… еще воров настрогаете.
– Одних шеф уже принесла в подоле, - лукаво заметила Тонилла, - надеюсь, следующие в законном браке родятся, пред людьми и богами заключенным.
– Э нет, мне и тройняшек с лихвой хватает, - нервно рассмеялся Бриньольф, запуская пальцы в огненно-рыжие волосы на затылке, - к тому же, я сильно сомневаюсь, что мое семя у детки приживется.
– На все воля богов, - туманно откликнулась редгардка, щуря черные глаза, отливающие перламутром. Они напомнили Соловью о длинной нитке бус Дхан’ларасс - черные горошинки, поблескивающие в рваном пламени свечей, обнимали стройную шею и спускались по груди до самого живота. Синий взгляд Бриньольфа чуть затуманился, он подпер кулаком подбородок и глубоко вздохнул. Что там Тонилла бормотала о детях? Их с Ларасс ребенок? Да нет, у каджитки от человека… нет. Хотя… да нет же! Мужчина решительно тряхнул волосами и принялся яростно возить ложкой по миске, гоняя кусочки мяса. Боги не допустят такого. Только вот слишком коварна улыбочка Тониллы, да и Векс так лукаво на вора косится. Норд швырнул ложку на стол, надувшись как мальчишка.
– Ну не сучки ли вы, детки, - буркнул он, пытаясь представить, как же будет выглядеть плод их пламенной с Ларасс любви.
***
Понимая, что уснуть больше не удастся, воровка с сожалением выскользнула из теплых объятий Бриньольфа. Если сейчас будет ворочаться и ерзать, то перебудит и любовника, и детей, если котят еще можно успокоить, сунув им грудь, то Брина… можно успокоить так же. Сутай-рат хихикнула, с наслаждением потягиваясь. Золотые серьги с бирюзой приятно отягощали уши.
Приятно, оказывается, чувствовать себя принадлежащей своему мужчины.
Тихонько притворив за собой дверь, Дхан’ларасс широко зевнула, прикрыв рот ладошкой. Солнце-то хоть встало? Накинув на плечи камзол, каджитка, чуть волоча ноги, направилась в “Буйную флягу”.
Векел бы на месте, старательно подметал пол и весь сор, все кости, пыль и шкурки, нагло сваливал в темные воды канала, лижущего волнами каменный выступ. Соловей чуть отставила ногу и уперлась руками в бока, чуть располневшие после родов. Ее фигура, бывшая когда то худощавой, даже немного тощей, сейчас была приятно округлой, аппетитной, как сказала ей Тонилла. Как-то она заикнулась Бриньольфу о том, что немного похудеть, так тот фыркнул и так шлепнул ее по заднице, что она горела до самого вечера. У бабы… то есть, у женщины должно быть, за что подержаться. А я об мослы синяки набивать не хочу.