Огонь и сталь
Шрифт:
Несколько слезинок срывались с золотистых ресниц, покатились по щекам, оставляя грязные разводы на впалых щеках, повисли под подбородком мутными каплями. Нужно стереть эти позорные слезы, свидетельства его слабости, боли и скорби, но не смеет прервать священный ритуал, руки продолжают покрывать мертвую плоть Матери Ночи ароматными маслами, каплями, наполненных жизнью тысячи цветов. Будто они в силах вернуть жизнь в мумию Матроны.
Глухой стук отворившейся двери прокатился протяжным стоном по коридорам убежища, и вереница быстрых шагов прошелестела по ступеням. Плечи шута напряглись, когда в холл, где стоял саркофаг с костями Матушки, ворвался Онмунд. Полы плаща развивались за спиной мага, словно вороньи крылья. Тонкий нюх Цицерона уловил душок, вьющийся подле норда, но на черном бархате кровавые пятна не заметны.
– О, кто вернулся!
– пропищал он фальцетом, приплясывая возле гроба Матери.
– Говорящий, скажи, а где Слышащая? Говори, говори Дураку Червей, где же забыл ее Говорящий.
Онмунд выдохнул сквозь зубы. В этом вздохе слышалось едва сдерживаемое рычание. Маг неторопливо обернулся к шуту. Темно-багровая продольная полоса, идущая от кончика носа по губам к подбородку, была еле заметна. Вампир кормился, чьей-то кровь умылся, кости глодал… и хохотал!
– Говорящий не хочет говорить Цицерону? Но Говорящий должен говорить! Говорить, пока язык не отсохнет! Так скажи, скажи же верному Цицерону, где же Слышащая.
– Не твое дело, - отрывисто бросил юноша, хлестнув хранителя взглядом исподлобья. Лицо мужчины изумленно вытянулось, красные губы сложились бантиком. В темно-янтарных глазах вспыхнул гнев, приторно-острый аромат лицемерной веселости стал сильнее.
– Не мое? Не мое?! Но Слышащая моя! Мы были вместе так долго, так долго… а где же был колдун? Колдовал? Ворожил? Ха-ха-ха, ворожея с хреником!
– гаер скорчил презрительную гримасу.
– Старый мерзкий ворожей, лишишься скоро ты ушей!
– Волосы Исмира, да что ты несешь?
– Онмунд нетерпеливо стянул с рук перчатки и швырнул их на стол.
– Теперь ясно, почему Деметра не переносит уличных скоморохов да шутов. Твои шутки гаже кислой капусты.
– Охо-хо, маг говорит как фермер!
– зло расхохотался Цицерон, хищно скаля зубы. В комнату, позевывая, вошел Гешу. Алые глаза адской гончии раскаленными лезвиями кинжалов вонзились в лицо имперца. Пес лег у ног северянина, положив голову на лапы, над его хребтом вилась черная дымка, мускулы бугрились под черной лоснящейся шкурой.
– Может, маг вернется на свою ферму? Самое место ему с буренками и козленками.
– А где же тогда твое место, Цицерон?
– Гешу сдержанно зарычал, почуяв ярость в голосе хозяина. Хранитель звонко хихикнул, и, схватив кинжал и пару изогнутых спиц, принялся жонглировать. Клинки вели сверкающий серой сталью хоровод в воздухе, плясали, послушные рукам и воле мужчины.
– Где место Дурака Червей?! Место верного Цицерона рядом с родной Матушкой! Рядом со Слышащей! А ворожею… - шут лукаво хихикнул, кинжал описал последнюю дугу и замер. Лезвие слепо уставилось на Спикера: - лучше убраться. Иначе он может маленько покалечиться и чуть-чуть умереть.
Мелькнувшую тень, распластавшуюся в прыжке, имперец заметил только после того, как резкая боль облекла его руку в пылающую перчатку. Острые клыки без труда рассекли пропахший ладаном и гарденией бархат, впились в плоть, стремясь добраться до костей. Цицерон взвыл, и наполовину ослепший и оглушенный внезапностью атаки адской гончии, вонзил спицу в бок Гешу. Пес сипло заскулил, однако капкан челюстей не спешил размыкать. Собака резко дернул на себя, повалив хранителя на пол. Колпак соскочил с его головы, рыжие волосы в беспорядке разметались по тростнику. Тонкий хруст, и ослепительная вспышка боли запустила когти в рассудок шута. Бесилась Ашайет, захлебывающаяся лаем, прыгала подле Онмунда, а тот не спешил отзывать Гешу. Рука висела практически на одних сухожилиях и обрывках ткани, кровь растеклась багрянцем, раскинулась озером
– Ой, сколько еды пропадает!
– запричитала Бабетта, бросаясь к мужчине, алчно хватающему ртом воздух.
– Какой ты расточительный, Говорящий! И жадный, даже не позвал меня… - девочка надулась и принялась лить меж посиневших губ гаера целебное зелье. Онмунд покачнулся, пол едва не ушел у него из-под ног. Что с ним, Боэтия подери, происходит?! Просто стоял и смотрел, как Гешу рвет человека!.. Смуглая узловая рука редгарда сжала плечо норда.
– Ты чего это, Говорящий, лютуешь? Прознал что ли, что Цицерон неровно к Слышащей дышит?
– Нет, - юноша передернул плечами и нервно облизнул клыки. Чувства этого безумца сейчас волновали его меньше всего.
– Мы были в Вайтране, когда Деметра… она оседлала дракона. И сказала, что летит в Совнгард.
– Хм… - Назир задумчиво потер свою бороду, - а ты не перебрал ли меда, Говорящий?
– холодные пальцы сжали его шею. Ассасин на мгновение задержал дыхание, сердце оторвалось и полетело в Обливион. Вампир двинулся на него.
– Ты что, не понял?! Моя жена собирается убить Алдуина! Ты понимаешь?! Моя бледная леди… - дикий взгляд Онмунда пылал ярче северного сияния, - никто из вас не будет жить дольше моей любимой. Если она не вернется, то вы отправитесь за ней.
Оттолкнув Назира, маг направился прочь. Вслед ему спешил истеричный визгливый хохот раненого Дурака Червей.
Какое жестокое дитя…
***
Фаркаса непривычно видеть без меча и брони, в бархатном кафтане, который, Тинтур знала, у братьев один на двоих. Воин ухмылялся как последний дурень, а стоящая рядом с ним девушка пунцовела застенчивым румянцем. Венок из горноцвета на темных локонах казался драгоценной тиарой, легкой кружевной фатой нежно поигрывал ветер. Невеста была хороша, подумала эльфийка с некоторой долей зависти. Рядом с ней Белое Крыло казалась щуплой косоглазой неряхой. Сульга нежно улыбалась в ответ на поздравления, прижимая к груди букет из желтых маков и языка дракона, перевитый лентами. Судя по темнеющим под глазами новобрачных кругам, празднество началось еще в Рифтене, а никто и не думает расходиться. Соратники, несколько незнакомых шахтеров и горожане Вайтрана шумной толпой провожали жениха с невестой к Йоррваскру. Тинтур неспешно следовала за ними, с тайным злорадством подметив хмурую физиономию Эйлы. Охотница хмурилась, кусала губы, то и дело поводя плечами. Видимо, тоже замуж захотелось. Девушка хихикнула, представив Соратницу в подвенечном платье и без боевого раскраса. Бедная Эйла. Далеко не каждый мужчина захочет в жены ту, которая с легкостью может побить его на мечах. Да и в рукопашную тоже. Рука у Охотницы тяжелая, не для ласки богами создана, а для мечей и битв. Босмерка откинула со лба огненно-золотистый локон и невольно обратила глаза к небу. Уж два дня минуло, как Довакин улетела верхом на драконе, пора бы ей возвратиться. С каждой прошедшей минутой нарастала тревога в душе эльфки, хотя разум неустанно твердил, что одолеть Пожирателя Мира – не такая уж легкая задача и не каждому по силам. Разве справится с первенцем Акатоша капризная, избалованная, взбалмошная магесса? Тинтур горестно вздохнула, потирая затылок. Не с проста же выбрали ее боги, Деметра должна справиться, все же в дефиците сейчас Драконорожденные – один-единственный на весь Нирн.
Постепенно Белое Крыло отстала от шумной веселой процессии и лениво побрела к городским воротам. Нагретая летним солнцем брусчатка мягко обжигала ступни, а девушка все ждала, когда же в безоблачном лазурном небе появится наконец силуэт летящего дракона. Эльфийка ощущала себя мошкой, увязшей в смоле, все еще норовящей вырваться, но уже смирившейся с близкой смертью и застывшей в ее ожидании. Время будто замерло или тянулось намеренно неторопливо. Тинтур бросила быстрый взгляд через плечо на Ветреный район. Отголоски музыки, вспышки смеха и гомон доносились до извилистых улочек Равнинного района. Мимо эльфки, путаясь в подоле собственных платьев, пробежали Брейт и Мила. Девочки держались за руки и счастливо хихикали, личики раскраснелись от предвкушения.