Огонь и ветер
Шрифт:
«За что ты так ненавидел меня, отец? Почему? Ведь эти пальцы, которые ты грозился отрубить, могли облегчить твою боль... Уже тогда. Ты боялся? Боялся, что моя Сила отнимет и твою жизнь тоже? Или это крепкая монастырская брага помрачила твой разум?»
Я смотрел в непроницаемую черноту.
Я снова ослеп.
«Отец?»
Лишь тишина в ответ.
«Я ведь был ребенком! Я же был просто ребенком!.. Как ты мог обойтись со мной так?!»
Мой крик был громче, чем грохот волн во время шторма, но оставался
«Я ненавижу тебя, ублюдок! Слышишь?! Будь ты проклят, сволочь! Будь проклят твой меч и все твои предки до восьмого колена! Это ты сделал меня таким! Ты отнял мое детство, ты создал мои страхи! Я не хотел быть, как ты! Я не хотел этой дряни, сожравшей мою душу!»
Темнота прикоснулась к моим глазам, стала мной, а я стал этим мраком. И во мраке ощутил, как острое лезвие фамильного меча вспарывает тонкую кожу моих ладоней, уходит вглубь плоти, рассекая ее на части. Кровь залила руки, лицо и весь мир, заполнила собой все.
«Нет! Пожалуйста, нет! Не надо! Пожалуйста, только не руки! Не трогай мои руки!»
Но лезвие пронзало вновь и вновь – с каждым разом все глубже, все больней и страшней.
«Я сделаю это, Кешт! Я сделаю все, что ты хочешь! Пожалуйста... не надо...»
Не надо...
Не надо больше боли...
Ее слишком много...
Я сжался в комок, обхватил голову руками и превратился в ничто.
Меня нет.
Нет нигде.
Ни рук, ни глаз, ни мыслей, ни чувств.
Только пустота.
И мрак.
Падать было больше некуда, но я все равно падал.
Пока не увидел крошечный осколок света. Где-то на самом дне моего сознания.
Я прикоснулся к нему, и опрокинулся в воспоминание, которого никогда не знал прежде.
– Смотри, у него твои глаза, Лорен... Такие же синие.
– А волосы, как у тебя, Крис.
– Нет, приглядись внимательней... Они не просто светлые – они как будто сияют! Говорят, такие были у моего деда, пока он не поседел, как северный филин. Красивый вырастет мальчик... Я научу его владеть мечом и разбираться в людях. Какое же счастье... у меня наконец есть сын! Спасибо тебе, любимая... Скажи, как мы назовем его?
– Элиан.
– Хорошее имя. Для человека из достойной семьи. Мне нравится. Что оно значит?
– Я не знаю... Оно пришло ко мне во сне...
– – Лорен, ты такая чудачка! Люблю тебя... И этого мальчика я тоже уже люблю. Но тебя – все-таки больше! Если б ты знала, Лора, как сильно я тебя люблю!
«Люблю...»
Осколок света был таким крошечным, что, казалось, вот-вот погаснет.
Но он не гас.
И чем дольше я смотрел на него, тем ярче разгоралось теплое сияние, раздвигая границы мрака.
«Лиан, посмотри, это тебе!»
Отец улыбнулся и протянул мне тонкий клинок в изящных ножнах.
«Потомок дарсов должен иметь свое оружие. Когда ты подрастешь, я подарю тебе
Я осторожно извлек маленький меч из ножен и положил на ладонь, как прежде учил отец. Да, баланс был прекрасен. И сам клинок тоже. В свои четыре года я был вполне способен осознать красоту и ценность этого подарка.
«Спасибо, папа!»
Отец улыбался. И эта улыбка делала его суровое лицо самым лучшим и любимым в мире.
«Будь осторожен, Элиан. Это настоящее оружие. Оно может ранить, а может и убить. Никогда не доставай его из ножен ради забавы и ради глупости»
«Я знаю, отец. Когда ты будешь учить меня?»
«Скоро, малыш... Сегодня. Я обещал твоей маме прогулку верхом. Только мы двое и никаких детей, – он коротко усмехнулся и взъерошил мои волосы. – А после обеда мы пойдем в сад, и я дам тебе первый урок»
Я смотрел на него с восторгом.
Я был счастлив. Счастлив как никогда после.
Когда отец и мама покинули дом, я понял, что это счастье разорвет меня изнутри, если ему не дать выход.
И тогда в моих ладонях впервые вспыхнул огонь.
Он был нежным, как мамины поцелуи и сильным, как взгляд отца.
Огонь.
Начало и конец, оружие и защита, радость и боль – он был для меня всем. Он был мной, а я – им.
Я держал огонь в ладонях и смотрел на него без отрыва. Я видел его так ясно, словно и не было этих долгих лет слепоты.
Огонь, который мог обжечь кого угодно, но только не меня.
Я набрал полную грудь воздуха и выдохнул в ладони, позволив пламени разгореться до небес. Это было красиво. Очень красиво. Огонь заслонил меня от мрака, окутал всего, точно живой сияющий щит. Сквозь этот щит я взирал на искаженное ужасом и болью лицо отца. На то, как каменеют его скулы, как зарастают щетиной худые щеки, как тускнеют глаза, наливаясь кровью и брагой.
После того дня он редко был трезв. После того дня он никогда не улыбался.
И никогда не звал меня по имени.
Брага пожрала его разум и разрушила его дух. Потеряв мать, я утратил и отца.
Он пил много, заливая свое горе, но не находил спасения ни в кружке с пойлом, ни в яростных сражениях с невидимым врагом, после коих в кабинете все было посечено острым клинком. И тогда Кристан Даэл шел искать живого врага, что всегда был рядом... Он находил меня и придирался к любому делу, за которым заставал своего сына. Но это было не страшно... Настоящее наказание ждало, когда он видел, как в гневе и страхе его «выродок» воспламеняет все свечи... Или говорит во сне свои пророчества. После я всякий раз думал, будто скорее сдохну, чем позволю себе снова прикоснуться к источнику, который непрестанно звал и манил меня. Но его притяжение было непреодолимо... Не замечать его было подобно попыткам перестать дышать. Чем больше я старался загнать эту жажду вглубь себя, тем отчаянней она прорывалась по ночам.