Огонь и ветер
Шрифт:
Я видел себя на берегу моря в темно-красном одеянии. И это одеяние давало мне право делать то, ради чего я был рожден – исцелять людей.
Видел свои руки, излучающими свет. И этот свет был способен распрямить изувеченное, вернуть утраченное, исправить внешнее и внутреннее.
Я видел себя взрослым. Сильным и свободным, полным огня и направляющим огонь в сторону мрака.
И, просыпаясь, рвался туда, откуда исходил этот зов. В Золотую Гавань, в Красную башню, в обитель лекарей, где меня ждало другое будущее – полное ярких красок и света.
Где не было место для боли.
...Где
Где и для меня места не нашлось.
О том, что все мои сны были ловушкой я узнал не сразу. Но однажды Кешт проболтался: желая унизить меня посильней, он добавил к телесным ранам еще и те, которые наносятся словами.
«Думаешь, ты избранный, Сокровище? Хах!.. Не смеши! Думаешь, это был твой выбор – прийти в башню? Ах, боги, ты казался таким взрослым и мудрым, таким дерзким и смелым! Так знай же, глупец, это я посылал видения, зовущие тебя в обитель лекарей. Да, малыш, твой выбор – такая же иллюзия, как и твоя свобода. Ты рожден не для того, чтобы исцелять, Лиан... о нет. Я сделаю из тебя убийцу. Идеального, безупречного и безжалостного. Но лечить людей ты, конечно же будешь тоже... До изнеможения, до судорог, до рвоты – пока не поймешь, что больше не можешь, не хочешь и не станешь делать этого никогда. Да, Сокровище, жаль губить твой дар... я и не буду. Ты сам откажешься от него однажды. И выберешь путь, который ждал тебя с самого начала! Скольких ты уже убил, малыш? Думаешь, я не знаю этого? Какой же ты смешной, мальчик... Какой самонадеянный и глупый! Я вижу тебя насквозь, Сокровище. Да, боги не отмерили мне много Силы, но ее достаточно для того, чтобы призывать глупых мальчиков и направлять их на истинный путь. Что же ты молчишь, мой хороший? Я ранил тебя в самое сердце? Ничего... переживешь. А теперь встань и подойти ко мне. Я сказал встань! Смотри мне в глаза, гаденыш! Смотри. Мне. В глаза!»
Блеск обнаженного лезвия был таким знакомым... Только на сей раз вместо фамильного меча перед моим взором мелькнул изящный кинжал – длинный и узкий, как змеиный язык.
«Я вижу тебя насквозь, Сокровище. Я вижу все твои мысли и желания. Я знаю, чего ты хочешь... Добавить и мою жизнь в копилку тех, что уже собрал... Но знай, малыш, я всегда буду на шаг впереди твоих помыслов! Я всегда ударю тебя прежде, чем это сделаешь ты сам. Я уничтожу тебя и твою сестричку, если ты попытаешься предать меня, своего наставника. Не веришь?»
Лезвие взлетело и обрушилось, возившись в мою ладонь. Не во сне, не в кошмарных видениях, а наяву. Я не хотел кричать, я думал, что сумею удержать крик в груди, но не смог. И слезы не удержал тоже...
Мне было десять.
Этот удар стал первым из множества. За следующие три года Кешт изрезал мои руки так, что на них не осталось живого места. И с каждой новой раной мрак все верней заполнял мою душу, заполняя место света, вытекавшего вместе с кровью.
Я хватался за один лишь тонкий луч – тот, что тянулся ко мне от девочки с карими глазами и чистым сердцем.
Айна...
Единственная нить, державшая меня над этой пропастью из мрака, в которую я так страшился упасть. И всегда знал, что упаду.
Тьма, обступившая меня со всех сторон, дышала и двигалась. Она
Я помнил их все.
Глаза мужчины в красном камзоле с золотыми нитями по рукавам...
И старика, чьи сухие руки тряслись от давней болезни – и бесконечных тревог...
И женщины, которая улыбалась, глядя на грозовое небо...
И того нерожденного ребенка.
Я помнил каждого.
Каждого человека, чью жизнь отнял, страшась, что смерть заберет девочку, которая была мне так дорога...
«Твоя сила от демонов, уродец. Не смей прикасаться ко мне своими руками! Я не желаю иметь ничего общего с этой скверной! Поди прочь! Однажды ты увидишь... увидишь, маленький выродок, что твой отец был прав... Надеюсь, это случится далеко от нашего дома... и никто не узнает, что этот убийца – мой сын!» – одно неловкое движение, и бутылка с брагой опрокинулась, залив остатками пойла дорогой ковер подле отцова стола. Но тот даже не заметил: он уже и сам упал лицом на стопку бумаг, закрыл глаза и пьяно выдохнув, всхрапнул.
«Нет, папа... Я не такой. Я не убийца!» – мой шепот был тише шороха листвы в саду за окном.
Боги, почему он оказался прав?..
«Папа! Папа! Пожалуйста, посмотри на меня! Посмотри, я стою перед тобой... Я больше не хочу бояться и доказывать тебе что-то... Я устал от ненависти... Папа, ведь ты же любил меня! Я знаю... Я знаю теперь, что такое боль потери... Я знаю, как мир рассыпается на части, когда рядом нет той, что была центром мира, сердцевиной души... Папа, мне жаль! Я не хотел... Видят боги, не хотел...»
Тьма раскололась на части и осыпалась потухшими углями. Бездна качнулась мне навстречу и упала вверх, обернувшись небом, полным далеких звезд. Дохнула свежим ветром и растрепала волосы. Наполнила разум пронзительной холодной чистотой. Она стала моим отражением, и в нем я увидел две ярких вспышки света, рвущихся из моего сердца.
Как тяжело ненавидеть человека, который дал тебе жизнь... Человека, который так сильно любил твою мать, что потерял разум после ее смерти.
Я мог понять его. Я был таким же, как он. Был плотью от его плоти и кровью от его крови. И именно его кровь сделала меня тем, кем я стал.
Свет сочился из щели в моей груди. Я взялся за нее обеими руками и распахнул настежь, позволив потоку золотого сияния вырываться наружу.
Возможно, мне лишь почудилось, но где-то вдали сумрачный человек с серыми глазами прикоснулся к этому свету и прошептал неслышно:
«Мне тоже жаль, сын...»
Ветер подхватил его слова и унес прочь.
Я вздрогнул и открыл глаза.
Где-то сбоку от меня негромко потрескивал костер. Я слышал перезвон ручья, огибающего мелкие камни, и крики ночных птиц где-то далеко в степи. Черное небо широко расстилалось надо мной во все стороны.
– Вернулся, – сказал шаман. – Долго же ты падал... За это время я успел найти для тебя новое имя.
– Долго? – я с трудом сел, держась за пустую гулкую голову. В животе громко урчало от голода, а язык едва ворочался в пересохшем рту. – День прошел, да?