Огонь неугасимый

Паркау Александра Петровна

Городская весна

Весна городская, как гостья жеманная С букетом фиалок в петличке жакета, Искусственно яркая, приторно пряная, Принесшая зной ненаставшего лета, Взростившая травы в пыли под заборами, Убравшая зеленью камень громоздкий, Заплетшая клумбы цветными узорами, Посыпав их щебнем песком и известкой. Холодные стены нас всех обескровили, Сковали привычкой, болезнями, страхом, Весенняя радость, в желаньях-ли, в слове-ли. Не брызнет нам в душу стихийным размахом. Мы лысины прячем изящно панамами, Морщины косметикой, бледность вуалью, Пространство разрезали окнами, рамами, Гордимся культурой, играем печалью… Прозрачные ручки и платья кричащие, Зажатые в туфельках тонкие ножки, Задымлены трубами дали манящие И застланы далью лесные дорожки. Лесные дорожки, раздолье дремучее, Поляны и нивы со всходами хлеба, Играющий ветер над горною кручею И небо влекущее, вечное небо… Вливается в легкие воздух живительный, Пьянящей струей забирается в груди, Но сами себя безнадежно и длительно К камням привязали бескрылые люди. И

терпят насилье, и терпят лишения, Трусливо держась за давящие крыши, Быть может весь мир накануне крушения, А стены растут безудержней и выше. Растут и теснят, обступают темницами, Жизнь блекнет и гаснет, хиреет, мельчает… И вешнее небо с далекими птицами Безумье земли с высоты созерцает.

Вербная свечка

Длинной лентой идут со свечами Прихожане из людных церквей, Язычками колеблется пламя Среди вербных весенних ветвей. Мчится ветер одеждой шуршащий, Носит искры, шумит и поет, Не удастся мне свечки горящей Донести до железных ворот. Загадала я нынче желанье… Тихой радости ветер не тронь: От ненастья, неверья, страданья Дай укрыть заповедный огонь. Мою душу Ты, Господи, веси, Ее грезы любовно чисты… Гаснут звезды идущих процессий. Гуще полог ночной темноты. На любовь не кладешь Ты запрета, Не караешь молитвы вдвоем… Освяти дни грядущего лета Перед светлым Твоим алтарем. Пламя жутко, причудливо вьется И пушинки на вербе дрожат… Чей-то шаг за спиной раздается И зовет оглянуться назад. Это ветер следы заметает, Над огнем розовеет ладонь, Кто-то тихо меня окликает… Замирает, трепещет огонь. Чья-то тень впереди забежала, Ветер вырвался, взвыл, закружил. Это ты, ты о ком я гадала, Это ты мой огонь погасил!

Рассвет

К одежде мягко льнул густой и влажный воздух, Туман, клубясь светлел, как розовый опал, Рассвет уже гасил серебряные звезды И берег сказочный в тумане выступал. У ног неслась река, играя жидкой сталью, Плясали искорки в мелькающих струях, И полускрытые прозрачною вуалью, Гремели катера на ржавых якорях. Над крышами домов в цветных спиралях дыма Румяных облаков бледнела полоса, И в утренних лучах суда проплыли мимо, Широко по ветру раскинув паруса. Проплыли медленно, бесшумно и печально. Как тени прошлого, как призраки зари, Скользнули по волнам и скрылись не причалив, Развенчанных эпох опальные цари. Быстрей и радостней дробились солнца пятна, Но Господи, скажи, что делать с сердцем нам, Когда оно грустит с упрямством непонятным, Тоскуя по давно ушедшим временам? И помнит все дары и числит все потери, Все мачты сбитые погибших кораблей… В железо и огонь безрадостно поверив, Машины у машин, мы крошим бремя дней. Машины у машин в рабочих буднях серых… Где вольный ветер бурь ликующий в снастях, Гонявший по морям победные галеры, И певший викингам в пурпуровых ладьях? Горит веселый день, щебещут громко птицы, Сапфировых небес раскинулся шатер, И с визгом, грохотом и воплем лихо мчится, Шипя и фыркая, бензиновый мотор.

Нормандское поверье

Судьба сторожит за дверью, Мы все у судьбы во власти… В Нормандии есть поверье, Как в дверь не впустить несчастье, Так мудрость гласит былая: Мы все себе варим пищу, — Весь день, в очаге пылая, Огонь веселит жилище. Он вечером в мгле ненастной Прижмется к углям, алея, Не дайте огню погаснуть, Пускай он под пеплом тлеет. Зальют лучи солнца пашни, Мы горкой дрова положим, Зажечь уголек вчерашний Сегодня очаг поможет. Не дайте огню погаснуть!… В Нормандии есть поверье. Иначе войдет несчастье, Судьба сторожит за дверью. В счастливых домах — порука, Обходят сторонкой беды, Не даром огонь для внуков Зажгли в очагах их деды.

Старый портрет

Зимою вечером так долго время длится, Надоедает думать и читать, И нехотя начнешь с бумагами возиться И письма в ящиках перебирать. И вот в моей руке неярко освещенный, Вечерним немигающим огнем, Портрет поблекнувший — дореволюционный — И офицер, задумался на нем, Гвардейский вицмундир, чеканный тонкий профиль, Наклон вперед всем корпусом слегка… Не Дон-Жуан, не Байрон и не Мефистофель — Улан Его Величества полка. Бледнеет медленно в уютной раме кружев Опал гигантский — снежное окно, И, рану старую случайно обнаружив, Пылает кровь, как щедрое вино. Мелькнувших быстрых лет волненье и забава, Далекий друг, герой влюбленных грез, Куда, в какую глушь забросила, судьба вас? Кем, стали вы? Трагический вопрос. Остались ли вы там на родине печальной, Бежали ли в далекие края, И блещет серебром пробор ваш идеальный, Обиды жгучей горечь не тая… Погибли ли в бою? И взор надменно томный, На миг обретший прежние права, Закрыт давно землей и на могиле скромной Растет весной зеленая трава?…

В рудниках Джалайнора

Сколько-б люди ни жили, сколько-б слов ни писали, Громких слов — Милосердье, Гуманность и Долг, — Но хранят всех времен вековые скрижали И написано кровью на железе и стали: Человек человеку всегда будет волк. Не в безвестных полях мирового простора, Где чужая нам жизнь в чуждых землях кипит, В двух шагах, рядом, здесь, в рудниках Джалайнора, Безответная ставка жестокого спора, Гибнут сотнями люди, край кровью залит. Плотно сжатые строчки пестрят деловито И кричат со столбцов телеграмм и газет, Что в разрушенных копях нет счета убитым, Погребенным в обвалах, водою залитым. И

надежды на помощь, спасенья им нет. Гибнут люди не там, не в пространстве, не где-то, А знакомые, близкие, здесь, в двух шагах… Те, кого мы встречали улыбкой привета, С кем текла наша жизнь общим солнцем согрета, С кем делили мы горе и радость и страх, Мирно дремлют дома, улыбаются лица И сверкают вдоль улиц приманки витрин, Элегантных прохожих снуют вереницы, А кровавой рукой жизнь листает страницы Здесь у ближних холмов, у соседних долин. И помочь мы не можем, понять мы не в силах Для кого и кому эти жертвы нужны, Что пожнет победитель на свежих могилах Безоружных людей, сжатых в шахтах унылых, Беззащитных рабочих, не знавших вины? Что пожнет победитель? Какие награды Смерть и муки погибших ему принесут? Тихо спят снежных сопок немые громады И безмолвствует пастырь смятенного стада И молчит человечий и божеский суд.

Переправа

Изба-ли, дворик постоялый. Все ладно. — Был бы лишь ночлег! Прилег измученный, усталый, С дохи не счистив грязный снег. Мороз стучал по стылым бревнам. Очаг дымил чадил — не грел И полный месяц светом ровным В окно замерзшее глядел. Гляди… Уж рады ли, не рады. Переночуем до утра. За нами красные отряды, А перед нами Ангара. И вдруг толчок… Вскочил спросонка, За грудь схватился, поглядел… И точно шепчет кто в сторонке: — Вставай, не мешкай, час приспел. Бужу прия. еля: — Что надо? Толкую: — Ехать нам пора, — За нами красные отряды, А перед нами Ангара, — Куда? В уме ли ты? — Поедем… Да ночью как будить людей? В руках грохочет сбруя медью И валит пар от лошадей. Уселись в сани. С Богом, трогай! Подняли вверх воротники, Кати неезженной дорогой На лед незнаемой реки. Спустились вниз. Держись, не падай, С врагом не кончена игра, — За нами красные отряды, А перед нами Ангара. С пути не сбились? — В самом разе! Э, вон на льду, где сдуло снег, На ярко блещущем алмазе Лежит убитый человек. Расстрелянный… Второй и третий… Кровь черным разлилась пятном… Дорогу трупами отметил Нам красный, свой-ли военком? Ну, милые!… Несутся кони, Полозья звонко режут лед, Гляди, не видно ли погони. Лишь вьюга снег метлой метет. Повис над снегом гул неясный И полный месяц светит нам, Дробь перестрелки там у красных Рвет зимний воздух пополам. Вдруг остановка… Звон зловещий… И вдрогнул пласт осевший льда. Из под копыт нам в сани хлещет Мечом разящая вода. И слились звуки в общем стоне: Храпели кони, лед, трещал… На помощь, братцы. Тонем, тонем! Войной пошел старик Байкал… Да, сердце страхом нам ужалить Судьба решила в первый раз… По Ангаре с верхов шла наледь И сам Господь нас чудом спас. Кричим! Да тут не до истерик… Пустились вскачь! Сиди ровней И кони вынесли на берег Обледенелый груз саней. Тогда за крест мы оба взялись В сияньи брезжевшем утра… За нами красные остались И бушевала Ангара!

Все то же

Потому что в стекла окон мутных Тихо осень стукнула рукой, Захотелось мягкого уюта, Манят кресло, книги и покой. Захотелось чьей-то светлой ласки, Прочного оседлого жилья. Где-б склонять по дедовской указке Я могла: Мое, мои, моя… Где-б мои дрова в моем камине Расцветали искрами в золе, И неслышно крался вечер синий В мой покой и по моей земле, Где-б со стен, как в повести старинной, Как когда-то в детстве снилось нам, Бабушек и тетушек ряд длинный Из потертых улыбался рам, И под их родным знакомым взглядом Там в углу, где риз сияет медь, Засветить привычную лампаду, И без страха жить и умереть… Так устала; так устали все мы От позорной, нудной суеты, Пересказов той же старой темы, Перепевов той-же нищеты. Жизнь прошла обидою беспутной, Недалек обещанный покой… И не даром в стекла окон мутных Тихо осень стукнула рукой.

Свадебный обряд

Мерцают туманно и нежно, Огни голубые лампад… Приехали вечером снежным Мы свадебный справить обряд. Приехали длинным кортежем, Моторы пыхтят у крыльца, Слова и молитвы все те же, И тех же два пышных венца. И так же к парче аналоя Атласный постелен платок, И ждут с тайной робостью двое, Чтоб к счастью приблизил их Бог. Когда-то мы тоже венчались, Венчались и наши отцы. Дни юности бурной промчались И старости близки гонцы. Наш век души злобою пенит И новшеств приветствует ряд, Но буквой сухой не заменит Торжественный древний обряд. Под белой прозрачной фатою Невеста белее фаты, Сиянье свечей золотое На белые брызжет цветы. А рядом, застенчив, взволнован, Жених, спутник жизни и друг, И кольцами гладкими скован Сердцам заповеданный круг… У девушек искрятся глазки, Ловя сотни верных примет! Вот встали на коврик атласный… Кто первый оттиснул свой след? Старушки вздыхают в такт пенью Что счастье? Мгновенье и тлен… Мнет шафер в невольном смущеньи Тяжелый раскинутый трен. Мерцают наивно и свято Лампад голубые огни… Мы тоже венчались когда-то И ждали чудес… Как они…

Паутинки

Осень заржавленной кистью Летние заросли мажет, В воздухе мертвые листья Ветер гирляндами вяжет. Жизни стучит веретенце, Время считает морщинки, В алом негреющем солнце Тихо летят паутинки. Тучи грознее и ниже Ночь раскрывает объятья, О, защищайся, люби-же Ласка от смерти заклятье. Чувство с годами смиренней, Сердце справляет поминки, В томной лазури осенней Тихо летят паутинки.