Охота на охотника
Шрифт:
– Что еще делала?
– Слушала. Кто говорит и о чем... Цветана... я не знаю, почему он ее... за что...
...вероятно потому, что надоела?
Или решил, что хватит и одного соглядатая?
– Еще записки носила... от одних людей другим. Я... у меня в платье... список есть. Кого знаю... он... он там тоже... и рисовала, но у него много лиц. Ему легко меняться.
С менталистами и вправду надо будет придумать чего, закон какой или уложение, а то уж больно свободна братия сия себя ведет.
Ни страха.
Ни совести.
А Дарья вздохнула и закрыла
– Не спеши пока, - сила тянется по капле, тонкою ниткой.
– Что сегодня случится?
– Не знаю... он никогда ничего не рассказывал... но что-то случится. Обязательно.
Она все-таки ушла.
Обратилась в камень. И очнувшееся было заклятье, с удивлением обнаружив вместо жертвы нефритовую глыбу, пусть и самых очаровательных очертаний, рассыпалось.
Так то...
Лешек провел пальцем по полупрозрачной щеке, коснулся губ. Тронул хрупкие реснички, что больше походили на иглы инея. Вздохнул.
И вот что с тобой делать?
Предательница?
Или жертва?
Или и то, и другое... ее ведь не случайно к Лешеку подослали, будто знали, что из всех он именно ее выберет. А этакая уверенность не на пустом месте возникла.
Он отстранился.
Прошелся по комнате.
Время... времени почти не осталось. И без того с открытием бала припозднился, что не есть хорошо. Конечно, дурачку простительно за временем не следить, однако...
Лешек огляделся.
И подошел к окаменевшей девушке. Тронул складки платья... мягкое какое. А вот снять его не получилось, все ж таки статуи гнуться не способны. Пришлось воспользоваться ножом. Конечно, Дарья, когда очнется, не поблагодарит, да и к творению Ламановой следовало бы проявить больше уважения, но как-нибудь в другой раз.
– Есть что-нибудь?
– поинтересовалась Анна Павловна, переступая порог. Личина матушки заставила вздрогнуть, все ж таки работали они не только магией, а потому даже для иного, змеиного взгляда сходство было преудивительным.
– Пока не знаю. Вы все слышали?
– Бедная девочка.
– Бедная ли?
– Сомневаешься?
– Не знаю, - со вздохом признался Лешек. И сдернул покрывало с ближайшего дивана, все ж таки не извращенец он, разглядывать несчастную, пользуясь ее беспомощностью. И что с того, что взглядов этих девица в лучшем случае не заметит.
– Одно дело, если я сам ее заметил. И другое... травы ведь разные есть. Просто мало кто о них знает. Думаю, поэтому они и не спешили. Сперва ждали, пока наследник подрастет. После готовились... и его готовили.
Он прощупывал остатки платья, некогда роскошного, а ныне представлявшего собою груду разноцветных лоскутков. Лешек прислушивался.
Золото.
Серебра капля.
Каменья вот искусственные, хотя с виду и глядятся настоящими. Пожалуй, и не всякий ювелир разницу почувствует. Для Лешека вот она очевидна. Что еще? Ткань. Белье, которое трогает он осторожно. Неудобно, право слово, и...
– А это что?
– Анна Павловна коснулась тончайшей, что паутинка, цепочки, которая уходила в окаменевшие локоны.
– Позволишь?
– Только не повредите, мне ее еще оживлять.
–
И смотрит аккурат, как матушка, с сомнением и насмешкой, мол, бестолочь ты, а не сын и наследник престола. Впрочем, на престол, как выяснилось, иные желающие имеются.
– Думаю, или судить, или прощать... после решим, но все не статую. Статую судить - это как-то... чересчур уж...
Анна Павловна ничего не ответила. Коснулась легонько цепочки, подцепила мизинчиком и потянула, а та заскользила змейкой ядовитою, на мгновенье натянулась, зацепившись за каменный локон, да и порвалась.
– Погоди...
– Анна Павловна взяла нож для бумаг.
– Что вы...
– Нам это достать надо? Надо. А если слегка без волос останется, то сама виновата, нечего с заговорщиками связываться. И не надо дуться, Лешек. Вреда большого не будет, попросишь после куафера, пусть новую прическу твоей сердечной придумает...
Она отколола кусок нефритового локона и вытащила-таки цепочку с махоньким камушком.
Нефритом.
Белым.
И... голубым, лунным, который рождается раз в сотню лет во глубине затерянного Иртышь-озера, которое люди называют проклятым. Камень лег на Лешекову ладонь, переливаясь мягкими оттенками от сизого до лазури, будто играясь.
Что, змееныш, и вправду решил, будто вот она, любовь случилась? Та самая, которая одна на всю жизнь, да еще иным и на посмертие хватает? Душа в душу, сердце в сердце...
Анна Павловна осторожно тронула его за плече.
– Это то, о чем я думаю?
– Змеев камень, - Лешек старался говорить спокойно, но голос все ж дрогнул.
– Говорят, что если собрать их дюжину и венец сделать, то тот, кто этот венец примерит, Змеиным Царем станет, и сам Великий полоз служить ему будет верой да правдой.
– Венца у нас нет...
– Зато камень есть, - Лешек сжал его в ладони.
– И тот, кто его достал...
Змеев камень не так просто купить, ибо опасно Иртышь-озеро, глубоко, сказывают, что вовсе бездонно. Но это ложь. Просто дно его укрыто мягким илом, а в нем открывают рты три сотни летяных ключей, из-под гор выходящих. И оттого даже в самую жару вода Иртышь-озера студеная.
Сунешься и враз схватит судорогой.
Силы высосет-выпьет до дна.
Нет, находились смельчаки, которые ныряли, а порой и выныривали. Иногда даже с добычей, правда, вновь же шептались люди, что никому она на пользу не шла.
– Мне вот одно интересно, - Лешек камень положил на стол.
– Откуда они столько о нас знают?
Анна Павловна не ответила, лишь протянула сложенный вчетверо листок.
Имена.
Что ж... за одни эти имена Дарью можно было простить.
Можно.
Будет.
И Лешек простит. Он не злой, он просто... обижен? Пожалуй. Однако он слишком змей, чтобы позволить обиде разум затуманить. А потому с легкостью поднимает холодное тело: негоже в наследниковых покоях девкам, пусть и каменным, разлеживаться. Анна Павловна остается. Присев в кресло, она с задумчивым видом список изучает, а заодно уж перебирает пальчиками, на которых поблескивают перстни.