Охота на сурков

Бехер Ульрих

— Le pauvre monsieur Zuan [218] , они его все еще не нашли, — У столика стояла Анетта, хрупкая, худощавая кельнерша родом из Женевы; правой рукой в напульснике она прикрывала глаза от солнца. — Они привезли армейских водолазов, mais le courant, vous savez, видно, течение его emport'e [219] .

— Снесло?

— Exactement [220] . Как поживает мадам?

— В данную минуту она здесь рядом у доктора Тардюзера.

218

Бедный мсье Цуан (франц.).

219

Но течение, знаете… снесло его (франц.).

220

Точно (франц.).

Анетта

бросила на меня приветливый взгляд и сказала со значением:

— А вы знаете, что docteur Тардюзер — один из самых известных гинекологов des Grisons?

Тардюзер — известный гинеколог? Ненароком оброненные Анеттой слова возбудили во мне неприятное подозрение, я почуял неладное. А что, если Тардюзер — по внешности врача, эдакого гризонско-альпийского рубахи-парня, я бы никогда не предположил, что он крупный гинеколог, — а что, если Тардюзер, тщательно наблюдая за выздоравливающей Ксаной (у нее был легкий бронхит, который прошел уже недели три назад), в свою очередь кое-что заподозрил? Может быть, он напал на след «незначительного хирургического вмешательства», которое в свое время произвел Гропшейд?.. Неужели вмешательство привело к спайкам, позднее приведшим к миоме? Быть может, Тардюзер предполагает даже, что эта опухоль недавно «переросла в злокачественную»? Тем самым легко объяснить загадочное поведение Ксаны по отношению ко мне. Эту ее совершенно новую для меня повышенную чувствительность. Все можно объяснить только так, только чем-то экстраординарным, и только такможно объяснить поразительную сонливость Ксаны. Неужели Тардюзер дает ей для успокоения наркотики? Внезапно все непонятные действия Ксаны, подобно разрозненным клочкам в головоломке, соединились воедино. Бронхиты… Добросовестные осмотры Тардюзера, не ограничивающиеся одними лишь дыхательными путями. Свои подозрения насчет рака он сначала не высказывал. Ксана в полном одиночестве поехала в Санкт-М., несомненно, к Тардюзеру. Она заставила его раскрыть карты. Быть может, курортный врач хотел поговорить со мной,но Ксана не желала вмешивать меня в это дело. II тогда он признался Ксане, что при недавнем осмотре заподозрил карциному матки, но сейчас исключает этот диагноз. Возвращение Ксаны в Понтрезину, чувство освобождения, которое показалось мне таким странным и даже нелепым. Поездка в Кастасенью. Прогулка в Сольо. Свет в озере. Я разыгрываю из себя частного детектива в Сильс-Марии, а в это время у Ксаны, наверно, появляется новый симптом и она находит повод без моего ведома опять встретиться с «одним из самых известных гинекологов Гризона», который на сей раз берет на лабораторное исследование кусочек больной ткани. Неужели «древнее лицо клоуна» в ущелье Оберхальбштейн было не галлюцинацией Треблы (вызванной слишком большой дозой эфедрина), а следствием короткого припадка физического недуга… или приступа страха? Страха перед результатом лабораторного исследования? И вот сегодня днем, как раз сейчас, Тардюзер, возможно, признается своей пациентке в том, что…

Понедельник. День аттракциона ужасов. 12 ч. 40 м.

Я вытащил пухлое письмо, которое сунула мне мадам Фауш, и вскрыл его, нарушив тем самым тайну личной переписки.

Эльзабе Джакса р. А. [221] Орль Тессегье Poste Restante. Мурска-Собота, Югославия, Радкерсбург, где у меня больше нет сил прозябать, 17.VI. 1938.

Ксаночка, любимый мой Соболенок!

Около недели назад из Санкт-Морица пришло п-мо от одного совершенно незнакомого нам адвоката по имени Гауденц де Колана, в котором тот весьма настойчиво предлагал нам немедленно встретиться с ним на Хваре. Так, словно мы его закадычные друзья.

221

Per Adresse (нем.) — по адресу.

У нас не появилось ни малейших сомнений, что этот д-р де Колана — изобретение твоего изобретательного мужа, который, памятуя, что все адресованные нам п-ма гестапо прочитывает от корки до корки, заклинал нас в завуалированной форме как можно скорее выбраться из так назыв. Великогерманского рейха. Ты знаешь, мы с твоим Треблой не всегда придерживаемся одного мнения, и все же я готова теперь рвать на себе волосы из-за того, что не заставила Гюль-Бабу исполнить настоятельную просьбу мним, д-ра де Коланы. Но какой смысл в этом — я имею в виду рвать на себе волосы, — если у меня теперь и так с волосами не густо?

За это время ты, конечно, узнала

от дедушки К., какая ужасн. история с нами очень скоро приключилась.

Один из его знакомых — он ведет дела с швейц. торговой палатой в Белграде — приехал в Радкерсб. и навестил меня у Орля Т., самым трогательным образом взявшего меня на свое попечение. И без всяких задних мыслей — что ни говори, а мне уже 55… К тому же, если женщина вот уже 15 лет имеет такого упорн. поклоника, как граф Т., который теперь уже тоже человек не первой молодости и к которому, между прочим, Гюль-Баба меня никогда не ревновал (как тебе известно, они часто выезжали верхом на совместную прогулку по Мур-Ауэну), то она уже давно успела приручить его, своего постоянного старого поклоника (уже два раза я сделала ошибку в одном слове — надо, разумеет., писать не поклоник, а поклонник), и он теперь такой же ручной, как дрессированный пудель, каждый день лает свои комплименты, но не кусает. Довольно-таки неудачное сравнение, оно не пристало дочери королевского главного лесничего, ведь пес никогда не укусит псину, но ты сама все понимаешь.

Я поручила Орлю послать из М.-С. короткую телеграмму, предусмотрительно адресованную твоему мужу, так как думала: будет лучше, если это недоброе известие сообщит тебе он. Представь себе только, они реквизировали нашего стар, кровного липицанского жеребца якобы для вермахта; я ведь знаю, как ты, моя дорогая Ксануша, любила Джаксу VII. Но когда я сообщала Требле об этой беде, я еще в мыслях не держала, какая в миллион раз большая беда обрушится на нас на следующий день, в пятницу, 10-го с. м. Или, может, я ее все-таки держала в мыслях?

Вместо того чтобы тотчас привлечь кого-нибудь из авторитетных адвокатов в Граце, напр. Брохфельнера, как это советовал Тессегье (Брохфельнер всегда оставался германским подданным, но, как это ни странно, его не принудили стать нацистом), кстати, Орль сказал, что такая реквизиция, как в нашем случае, в мирное время вообще совершенно противозаконна, его мерина, гораздо более молодого, никто и не думал брать для вермахта, у них во всем округе не взяли ни одной лошади; в нашем случае либо произошла ошибка, либо это был акт мести со стороны крайсляйтера, либо сильно запоздалая первоапрельская шутка — Гюль-Баба устроил форменный скандал, небывалый скандал, но ты же знаешь его внезапные приступы ярости, знаешь, что на него накатывает, хотя благодаря счастливой отцовской любви — он так бесконечно гордится тобой — ты не испытывала его гнева на себе.

Мне моментально пришел на ум крестьянин и лошадиный барышник из новеллы Генр. фон Клейста, ее название вылетело у меня сейчас из головы, этот крестьянин убил человека, который хотел реквизировать у него лошадей, и стал разбойником. Когда случилось несчастье с нами, я вспомнила, что твой отец происходит из рода дсигмац. крестьян, у которых кровь горячая, а со стороны матери — из рода Тренков, тех словенских пехотинцев, что наводнили половину Хорватии своими внебрачными детьми. Ты же знаешь, что Гюль-Баба обязан Тренкам своими густыми бровями, — он покрывал их огненно-красным лаком, когда изображал Полковода Полковина, и каждый раз у публики создавалось впечатление, будто перед ней шутовская фигура вояки. Впрочем, кому я все это рассказываю?

И вот в один прекрасный день, да что я говорю, в один кошмарный день, т. е. в пятницу, к нам явились гестаповцы из управления гестапо в Граце — к дому подъехали два черных« мерседеса» — и отца забрали. Но тут он был спокоен.

Поскольку господин Мивиль (это фамилия того швейцарца) обещал немедленно передать дедушке К. все подробности, которые мы ему рассказали, и ты уже поставлена в известность об ужасном fait ассотр-li, мое п-мо, очевидно, не будет для тебя ударом обуха по голове. Господин Мивилъ оказал нам еще одну любезность: поехал в Грац, чтобы с помощью тамошнего швейцар, консула начать розыски, но больше мы о нем ничего не слышали, из этого я заключаю, что он побоялся во 2-й раз приехать в Радкерсб. Через адвоката Брохфелънера Орль узнал несколько позже, что Гюль-Бабу отправили в Вену.

По это еще не все, тетю Ца они тоже посадили в их так наз. исправительную тюрьму… Можешь себе представить, а ей ведь уже 67 лет!

Ее, видно, угнали в Карлау. Д-р Брохфельнер до сих пор не получил разрешения на свидание с ней, но считает, что арест тети не обязательно связан с арестом брата, первый, может быть, вызван и доносом. Тетя Ца — старая соц. — демокр. и феминистка — уже давно стала бельмом на глазу у многих нацистов в Граце, которым она собственными загрубевшими красными ручками помогла выбраться на свет божий. Наверно, я неуклюже выражаю свои мысли, но подумай только, бывшие новорожденные, занимающие сегодня высокие посты в нацистской партии, бросили в тюрьму свою старую повитуху. Разве можно вообразить себе более неслыханную подлость!.