Охота в Лагарте. За два часа до темноты
Шрифт:
В буфетной Миллер рассказал Таргету о случившемся.
— Боже! — охнул тот. — Кто же его съел?
— Лейтенант-коммандер Галлахер, доктор, лейтенант Саймингтон и младший лейтенант.
— Вот это да! Когда же?
— Сегодня ночью, когда вернулись с берега.
— Откуда ты это знаешь, Дасти?
— Саймингтон сам сказал мне об этом за завтраком. Сказал, что надеется, что я не буду ничего иметь против этого. А я сказал, что это сыр командира.
— Ну и что он?
— Чуть в обморок не упал!
Таргет с сочувствием посмотрел на приятеля.
— Не завидую тебе, Дасти.
Миллер достал носовой платок и вытер лоб.
— Лучше бы мне не родиться на свет, — печально изрек
После ленча командир корабля и Рис Эванс провели полчаса, обсуждая вопросы предстоящего ремонта. Когда с этим было покончено, главмех завел разговор о переводе Шэдде в штаб и обрадовался, что тот проявил живой интерес к своему новому назначению.
— Я много думал над этим, Эванс, — сказал Шэдде. — В службе на берегу есть кое-какая приятная компенсация за разлуку с мором. Во-первых, у меня будет время для любимых занятий, которыми я был лишен возможности заниматься, находясь в море.
— Совершенно верно, сэр, — поддержал Рис Эванс.
Шэдде выпустил изо рта клуб дыма и, прищурившись, глядел на то, как табачное облачко рассеивается по каюте.
— Писать, например, — продолжал он. — Меня всегда тянуло к этому. Знаете, ведь у меня столько идей, которые хотелось бы занести на бумагу.
— У вас есть к этому способности, сэр, — кивнул главмех.
Шэдде скромно отмахнулся.
— Ну, это трудно сказать. Я никогда не пробовал. Но, возможно, мне это удастся. — Он придвинул к себе пепельницу и положил сигарету. — Во-вторых, рыбная ловля нахлыстом. В молодости я увлекался этим. И прогулки. Люблю гулять, наблюдать за птицами. Теперь у меня будет много возможностей для всего этого.
— Никогда не думал, что вы любите гулять, — заметил Эванс.
Шэдде кивнул.
— Прогулки — это восхитительно. Гулять в одиночестве, размышлять… — Он откинулся в кресле и вытянул ноги. — Звучит несколько самонадеянно, но, знаете ли, я предпочитаю оставаться наедине со своими мыслями, чем беседовать с людьми.
В два часа, освободившись от вахты, Саймингтон немедленно отправился к доктору.
— Вы виделись с чифом? — тревожно спросил он.
Доктор посмотрел на бледное, осунувшееся лицо молодого человека и кивнул.
— Да. Перед ленчем. Он рассказал о том, что наткнулся на вас в шлюзовой камере.
— Что он собирается предпринять?
— Оставит все как есть.
— Вы имеете в виду, что он не расскажет Шэдде?
Доктор снова кивнул.
— Благодарение господу! — облегченно вздохнул Саймингтон.
— Я нагнал на него страху, — сказал доктор. — Объяснил, что военный трибунал может прикончить карьеру Шэдде.
— Военный трибунал?! — удивился штурман.
— Да, над вами, — ответил О’Ши и пересказал свою беседу с Эвансом.
— Благодарю вас, док, — слабая улыбка заиграла на лице Саймпнгтона. — Вы очень добры.
Вернувшись к себе в каюту, штурман принялся за чтение, но вскоре отложил книгу в сторону. Несмотря на заверения Риса Эванса, которые тот дал доктору, штурманом владело ощущение надвигающегося несчастья. Он был уверен, что Шэдде так или иначе узнает о том, что произошло, и при одной мысли об этом его бросало в дрожь.
Было три часа пополудни. Первый помощник лежал на своей койке. В четыре ему предстояло выйти на вахту, и он хотел немного соснуть, но безуспешно. Он был слишком обеспокоен. Для него было страшным ударом, что главмех видел Саймингтона в шлюзовой камере. Хотя он сделал все ради собственной безопасности, однако его тревожило, не станет ли известно командиру о его причастности к этому. Только один человек знал об этом — Саймингтон. Каван был уверен, что Саймингтон никогда не отступит от своего слова.
Снова и снова он мысленно проклинал судьбу, которая привела Риса Эванса в шлюзовую камеру в тот момент, когда там находился Саймингтон. Не случись этого, все прошло бы незамеченным, и после учения Саймингтон восстановил бы контакт. Но теперь уже пять человек знали о случившемся, и одним из них был главмех. Каван сомневался в том, что Рис Эванс сдержит данное доктору слово и ничего не расскажет командиру. На какое-то мгновение он подумал было посоветовать Саймингтону пойти к Шэдде и во всем признаться. Возможно, Саймингтону удастся проделать это вежливо и тактично: «Мне хотелось бы заметить, сэр, что мне стало известно относительно радиограмм, которые вы желаете получить через Грэйси. Не кажется ли вам, сэр, что это неоправданный риск… я хочу сказать в отношении мер безопасности, и…» Каван не удосужился закончить фразу. Его мысль была прервана возникшей а его воображении картиной: разъяренный Шэдде вопрошает Саймингтона: «Могу ли я узнать поточнее, что вы имеете в виду?»
О каком риске могла идти речь! О том, что Шэдде ненормален? Но как мог Саймингтон сказать ему об атом?! Нет, нет! Признание может оказаться фатальным. Каван немедленно окажется замешанным в это дело, Шэдде узнает, кто подучил Саймингтона нарушить контакт, и тогда Кавану не миновать трибунала.
Чем бы ни закончился суд, он все равно накладывал грязное пятно на репутацию. Правда, у Кавана будет благовиднее оправдание: он был убежден, что Шэдде превышает свою власть, воспользовавшись для учения ложными приказами. Именно такой линии поведения ему и придется придерживаться. Будет довольно трудно объяснить, почему он не посоветовался с Галлахером. К счастью, Галлахер был не из тех, кто затевает склоки. Во всяком случае, придется пройти через ад, коль скоро все откроется. Покамест он ничего не может поделать. Остается только надежда, что ничего не выплывет наружу, ну а если выплывет, то надеяться, что у Саймингтона хватит благородства не назвать его. Он успокаивал себя мыслью, что штурман является человеком высоких нравственных принципов.
В 16.00, когда он появился на мостике, лодка проходила Марштрандский фиорд. Слева по борту лежал Ско, а впереди — глубокие воды Скагеррака. Норд-вест посвежел, небо потемнело, тяжелые тучи потянулись с запада.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Грэйси находился в радиорубке, когда командир прислал за ним вестового. Проходя через центральный пост, радист подивился, зачем он понадобился командиру, и у него возник страх, что вызов был связан с теми радиограммами по поводу учения.
Он постучал и, услышав в ответ «Войдите!», открыл дверь.
Шэдде сидел за столом. Две внушительные черные папки лежали перед ним. Он обернулся.
— А, Грэйси! Входите и садитесь, — дружелюбно про нанес он.
Грэйси облизал губы, о испугом ожидая, что ждет его дальше.
Командир корабля, держа руки на коленях, наклонился вперед и Грэйси невольно отвел взор от темных, вызывающих неприязнь глаз.
— Когда ваша вахта, Грэйси?
— В восемнадцати ноль-ноль до двадцати ноль-ноль, сэр.