Охота в Лагарте. За два часа до темноты

Льюис Норман

— Оставьте все как есть, чиф. Если эта затея не что иное, как обычное учение, — Шэдде никогда не узнает, что контакт нарушен. Послезавтра мы будем в Портсмуте, и Шэдде распрощается с нами… Но если это не учение и он нажмет кнопку запуска ракет…

— Вы несете чушь, сэр! — перебил главмех. — Шэдде так же нормален, как я!

— Вы в этом уверены? — пожал плечами доктор. — Вспомните, вы же сами говорили позапрошлой ночью, что он болен… Что слишком много забот навалилось на его голову и это оказывает на него странное воздействие…

— Это совсем другое дело, — нахмурился

Эванс. — Я никогда не говорил, что он не в своем уме. Говорил только, что слишком многое тревожит его…

— А это может повредить рассудок, — не сдавался доктор.

— Он так же нормален, как я, — упрямо повторил главмех.

— Возможно, вы правы, но подумайте о военном трибунале! В своем ли он уме или нет, это будет конец его карьеры. Я серьезно советую вам оставить все как есть.

Главмех отвел глаза в сторону.

— Хорошо. У бедняги и без того сейчас много забот. Не стану добавлять ему новых.

— Благодарю вас, Эванс, — доктор облегченно вздохнул. — Уверяю, что вы приняли правильное решение.

— Но запомните одно, — поднимаясь с места, произнес Рис Эванс.

— Что именно?

— Если окажется, что проклятый штурман не прав, я заставлю его на коленях молить о прощении.

Их взоры встретились — дружелюбный доктора и смущенный, озадаченный и неуверенный валлийца.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В полдень Саймингтон и Килли появились на мостике и заступили на вахту. Легкий ветер дул с северо-запада, солнечные лучи пробивались сквозь тяжелые тучи и отсвечивали на поверхности моря.

Берега Швеции тянулись по правому борту. В бинокль Саймингтон разглядел маяк у Марстена и к северу от него Скри Черч. По борту справа, словно указующий перст в небо, торчал маяк у Моруп Танга.

В море было оживленно: грузовые пароходы каботажного плавания, паромы, танкеры, пассажирские суда… Тут и там мелькали, словно легкие конфетти, коричневые и белые паруса яхт и баркасов рыбаков.

Саймингтону было трудно сосредоточиться на вахтенных обязанностях. Его тревожила мысль о том, что сейчас делает главмех. В любую минуту он ждал вызова к командиру. Правда, Рис Эванс обещал переговорить с доктором перед тем, как принять какое-либо решение. Саймингтон молил всевышнего, чтобы О’Ши удалось убедить валлийца скрыть все от Шэдде.

Перед тем как отправиться на мостик, Саймингтон рассказал о случившемся первому помощнику. Каван побледнел как простыня.

— Боже мой! — пролепетал он. — Он застал вас! — Казалось, что его лицо вот-вот расползется по кускам, он схватил Саймингтона за плечо. — Вы не проговорились обо мне? — хриплым голосом спросил он.

— Нет. Можете не беспокоиться, первый, вы чисты. — В голосе Саймингтона слышалось презрение.

Каван успокоился.

— Что собирается делать главмех?

— Сперва хочет проверить мой рассказ у доктора…

— Хорошо. Вот одна из причин, почему я посоветовал вам поговорить с доктором о состоянии Шэдде. Чтобы вам было на кого сослаться в случае чего…

— Вы очень заботливы, — сухо отозвался Саймингтон.

Теперь, стоя на мостике, Саймингтон,

тревожимый дурными предчувствиями, дивился, почему все это должно было свалиться на его голову. Еще два дня, и они вернулись бы в Портсмут, и новый командир появился бы на борту, а Шэдде навсегда расстался с ними. Почему Шэдде пришла на ум эта безумная затея с радиограммами? Почему приятная рутина летнего патрулирования на Балтике должна была быть омрачена мерзкими ссорами и неприятностями последней недели? Почему проклятое неведение сунуло его на один корабль с Шэдде и что теперь ждет его? Что вообще будет дальше? Все это мучило его.

Шэдде пришел в кают-компанию к ленчу в хорошем настроении. Попросив налить стаканчик шерри, он принялся непринужденно беседовать с офицерами и даже разок-другой рассмеялся. И все же им владело беспокойство; он ни минуты не сидел на месте, разговаривая, беспрестанно двигался по кают-компании и никому не давал вставить словечко. Он перепрыгивал с одной темы на другую, и офицеры обменивались понимающими взглядами, а Таргет подмигивал Миллеру, который помогал ему сервировать стол.

Никто не мог сказать, как началась ссора. Шэдде завел разговор о проблеме уличного движения в Лондоне, затем о тестах, которым адмиралтейство подвергало командный состав, каким-то образом перешел к вопросу о добыче угля, а затем к ядерной энергии. Он утверждал, что англичане были всегда впереди в области фундаментальных научных исследований, и высказал предположение, что раньше или позже они отыщут еще более совершенный источник энергии. И тут Дуайт Галлахер вполголоса произнес: «Они или, возможно, какая-нибудь другая нация». Это было сказано в сторону, одному только доктору, но случилось так, что в этот момент Шэдде сделал паузу и слои американца были услышаны всеми присутствующими. Галлахер растерялся, помрачнел, а Шэдде холодно воззрился на него, сжав губы, словно не мог поверить своим ушам.

— Что вы изволили сказать? — ледяным тоном спросил командир.

— Ничего, сэр, — все еще не оправившись от смущения, отозвался Галлахер.

— Ничего? — переспросил Шэдде. — А мне послышалось, что вы сказали «или какая-нибудь другая нация», не так ли?

Назревала ссора, и Галлахер сделал еще одну попытку набежать ее.

— Это было сказано просто так, сэр.

— Вы подразумевали, Галлахер, что я преувеличиваю роль англичан в научных исследованиях, не так ли? — Шэдде тяжело дышал.

Галлахер передернул плечами.

— Нет, сэр, но если вы желаете…

Наступила мертвая тишина. Пальцы Шэдде сжались в кулак. Он побледнел от ярости.

— Я хочу напомнить вам, Галлахер, — едва сдерживаясь, проговорил он, — что именно англичане дали вашей стране ядерное оружие, ракеты, радар, угловую взлетную палубу, паровую катапульту и многое другое. И что важнее всего — мы не брали за это денег!

Глаза Шэдде тлели ненавистью. Неприязнь к американцу, злость, что на борту корабля ее величества находится офицер американского военно-морского флота, обладающий к тому же правом решающего голоса в отношении запуска ракет, — закипали в нем.