Охота за наследством Роузвудов
Шрифт:
– Отлично. – Он смеется и, кружа, подводит меня к пустому подносу, чтобы мы могли положить на него скорлупу от креветок. – Чем еще мы могли бы полакомиться?
– В эту минуту я готова пырнуть кого-нибудь ножом ради трюфеля из темного шоколада, – признаюсь я. – Это во мне говорит Изабелла.
– Да, она та еще штучка, – говорит он.
Мое сердце замирает.
– Это ничего – ведь Жан-Луи ей под стать.
Звучит новая песня – на этот раз нежная и проникновенная. Я позволяю ему кружить меня по танцполу. Я уверена, что в любой момент здесь может появиться Лиз и произнести свою речь, после чего
– Мы найдем ее, – уверенно, как и всегда, говорит Лео. – Мы же нашли все остальные – пусть даже их было только две. Не думаю, что бабушка могла нарочно сделать эту задачку невыполнимой. Просто мы смотрим на это не так, как она.
– Да, наверное, – шепчу я.
Он так близко, что мне трудно дышать. И странно, как его длинные загнутые ресницы выглядывают из прорезей маски. Должно быть, это очень достает. Мне сейчас хочется одного – податься к нему еще ближе и ощутить их прикосновение на щеке.
– Что? – тихо спрашивает он.
– У тебя глаза Нонны.
Даже несмотря на маску, я вижу, как самоуверенное выражение сползает с его лица.
– О… э-э-э… спасибо.
– Мне они нравятся, – быстро говорю я, надеясь, что заставила его почувствовать себя неловко. – У них красивый серый цвет.
В мгновение ока он становится лукаво-высокомерным.
– Между прочим, в мире меньше процента людей с серыми глазами. Это суперредкий цвет.
Редкий. Это слово поражает меня, как будто в последние несколько дней оно перестало существовать, и Лео, небрежно обронив его, напомнил мне о том, что оно никуда не делось.
– Раньше я считала себя чем-то особенным, чем-то редким.
Я не знаю, откуда это взялось. Меня охватывает смущение, но внезапно я оказываюсь спиной к нему и лицом к залу и понимаю, что он закрутил меня. Я смеюсь и снова утыкаюсь в его грудь.
– Ты говорила, что это благодаря бабушке.
Я думала, он не слушал мою надгробную речь.
– Да, я это говорила. С того самого дня, когда она научила меня шить, я чувствовала себя так, будто смогла бы сделать все, что захочу, стать тем, кем захочу, потому что она верила в меня. И пока я росла, мне казалось, что, если я буду безупречной в ее глазах, она будет считать меня такой всегда. – Я не знаю, почему говорю это, не знаю, почему мне легче быть самой собой, когда я маскируюсь под кого-то другого. – Думаю, теперь, когда она умерла, я больше не чувствую себя чем-то редким или чем-то особенным. Я чувствую себя потерянной.
Его рот приоткрывается, а взгляд смягчается. Между нами повисает напряжение из-за моих слов, и я пытаюсь придумать, что бы добавить, что-нибудь легкое, чтобы нарушить это тяжелое молчание.
– Ну, моя фамилия все равно действительно встречается редко. – Я выдавливаю из себя смешок. – Знаешь, что мне всегда казалось странным? Весь этот город полон роз. Но Роузвуд – это дерево [15] . Притом чрезвычайно редкое. Его древесину больше нельзя достать, поскольку рубить эти деревья запрещено законом.
15
Rosewood –
– Знаю, – отвечает он, и его голос звучит хрипло. – Я хорошо разбираюсь в растениях, ведь я, как-никак, работал в саду.
– Шшш! – шепчу я, не осознавая, как близко придвинулась к его губам, пока его глаза широко не раскрываются. – Жан-Луи никогда бы не занимался садом.
Лео смеется, и это такой чудесный звук, что весь окружающий мир словно исчезает, и вместе с ним сходит на нет и моя чрезмерная откровенность. Музыка становится тише, и он наклоняет меня так низко, что, не будь мои волосы заплетены в косы и уложены в узел, кончики кудрей мели бы сейчас пол. Я невесома, я бесконечна на его сильной руке, поддерживающей меня. Просто жить. Я запрокидываю голову и закрываю глаза, смеясь вместе с ним.
Может быть, это и есть то, чего хотела бабушка. Чтобы я почувствовала вот это, чем бы оно ни было. Я хочу, чтобы это никогда не кончалось. Может быть, это и значит быть по-настоящему счастливой. Чувствовать, что ты живешь полной жизнью.
Я открываю глаза и вижу свет, отражающийся от зеркального шара. Он сияет, наблюдая за нами, как большая всеведущая луна. В ушах звучат слова из бабушкиной подсказки.
А теперь обрати свой взор к морю, где луна целует волны и земля исчезает. Ты обнаружишь, что обещанное мной сверкает над душами, любящими жизнь.
У меня перехватывает дыхание.
– Лео! – потрясенно выпаливаю я, выпрямившись так стремительно, что наши головы едва не ударяются друг о друга. Я с бешено колотящимся сердцем хватаю его за плечи.
– Что? – с беспокойством спрашивает он. – Тебе не понравилось?
– Нет, это было прекрасно. – Я улыбаюсь, чувствуя себя так, будто от радостного волнения могу взмыть в воздух и улететь, так что я хватаю его за руку, чтобы этого не произошло, и сплетаю его пальцы со своими. – И я знаю, где это. Знаю, куда бабушка поместила подсказку.
Глава 19
У Лео округляются глаза.
– Ты знаешь?
– Думаю, да! – Я отстраняюсь от него и тащу прочь с танцпола. – Пошли.
– Может, сначала скажем остальным?
– Мы отправим им сообщение.
Нам нельзя терять время, тем более что я замечаю дядю Арбора, ведущего светскую беседу с мистером Хейвортом. Если журналист узнает меня, то наверняка напишет что-то вроде: «Лили Роузвуд явилась без приглашения на Бал Гиацинтов, продолжив череду испорченных ею вечеринок».
Решительно шагая, я веду Лео обратно в коридор и теперь, когда мы очутились подальше от дяди, наконец выдыхаю. Затем поворачиваюсь к Лео и…
И замираю, увидев мать Куинн, входящую с улицы. Она останавливается прямо перед нами.
– Надеюсь, вы отлично проводите время, – говорит она, обращаясь к Лео.
Он бормочет «спасибо», сделав свой голос на октаву ниже. Я молча киваю, боясь выдать себя. Лиз с ослепительной улыбкой заходит в бальный зал.
– Мы едва не спалились, – выдыхает Лео.