Охота за наследством Роузвудов
Шрифт:
– Но почему она не взяла тебя с собой? – спрашиваю я, ведь если я что-то и знала о тете Дженель, так это то, что она любила Дэйзи.
– Отец угрожал ей. – Кончик носа Дэйзи краснеет. – Он сказал, что развод повредит его репутации и, если она попробует увезти меня, он подаст на нее в суд. А он здесь важная шишка, город боготворит его, так что у нее против него не было и шанса. И однажды утром я проснулась и обнаружила, что она уехала.
Я помню, как это было. Дядя Арбор плакал в моей большой шикарной гостиной, говорил, что для него это стало полной неожиданностью, что она взяла с собой кучу
– Ей пришлось уехать, – понимаю я. – Если бы она этого не сделала, то, возможно, закончила бы свою жизнь так же, как мой отец.
– После того как она уехала, я не желала иметь с ним ничего общего, – с горечью бросает Дэйзи. – Но он продолжал пытаться. Он давал мне все, чего я хотела. Но мне была нужна только мать. Так что я оттолкнула его, и он нацелился на тебя, безупречную дочь брата. Потому что ты была единственным человеком, который мог мне поверить. И он настроил тебя против меня.
– Что? – Мои щеки горят, а левая еще и болит, поскольку именно по ней охотник закатил оплеуху. – Это же ты оттолкнула меня. Ты наврала про меня Лео, перестала общаться со мной и сделала так, чтобы Лео сделал то же самое.
Она смотрит на лобовое стекло машины. Начался моросящий дождь, и по нему стекают мелкие капельки воды.
– Да, поначалу это была моя вина, – признает она. – В то лето, перед тем как моя мать уехала, перед тем как мы перешли в девятый класс, отношения между моими родителями сделались паршивыми как никогда. Общение с тобой и Лео – единственное, что у меня было. Но тем летом кое-что изменилось. Если мы гуляли по дорожкам, то мне вечно приходилось идти по траве или за вами. Если мы во что-то играли, вы с Лео всегда объединялись в команду, а когда он говорил что-нибудь, что считал смешным, то всякий раз смотрел на тебя, чтобы удостовериться, что ты смеешься.
У меня перехватывает дыхание.
– Я не…
– Ты этого не осознавала? Он тоже. Но я видела, как он смотрел на тебя. Не так… как на меня, как на других. А затем моя мать уехала. Я помню, как это дошло до меня сразу после ее отъезда, после того как мы с вами развели костер, и Лео поджарил для тебя на огне маршмеллоу, и отдал тебе, положив его между двумя крекерами с куском шоколада, потому что знал, что ты терпеть не можешь пачкать руки. И я поняла, что если и дальше все пойдет так, как шло до сих пор, то я потеряю вас обоих, потому что вы скоро захотите быть вдвоем, только вдвоем, а не со мной. И тогда у меня не останется вообще никого. Но если бы я попыталась оттолкнуть Лео, ты бы заупрямилась и поняла что к чему. Когда моя мать уехала, я вдруг так разозлилась на тебя из-за того, что у тебя есть все – твоя мать, твой отец, бабушка, мой отец. Все, все были в кармане у Лили Роузвуд. Поэтому я начала отталкивать не Лео, а тебя.
По лобовому стеклу стекают две капли, параллельно друг другу, совсем близко одна к другой, но нигде не соприкасаясь. Я сосредоточенно смотрю на них, как будто силой мысли могу заставить их пересечься, но из этого ничего не выходит. Дэйзи прочищает горло.
– Затем твой отец умер, а мать уехала из города. Я подумала, что теперь у нас наконец
У меня екает сердце.
Она пристально смотрит на меня.
– Почему ты это сделала? – спрашивает она. – Почему ты говорила всем, что мать бросила тебя, хотя она умоляла тебя уехать вместе с ней?
– Откуда ты это знаешь? – вырывается у меня.
Никто не знал правду, кроме бабушки и меня, и мы с ней договорились никому об этом не говорить. И я никогда ни с кем не делилась этим секретом.
Хотя вчера вечером в фургоне я едва не проговорилась.
– Об этом знал отец. После того как это произошло, он сказал бабушке, что она была не права, дав тебе возможность остаться. Что тебе следовало уехать вместе с матерью. Что бабушка повела себя как эгоистка, захотев оставить тебя здесь.
– Я сама хотела остаться, – оправдываюсь я.
Меня грызет и эта вина. Я знаю, что с бабушкой я была счастливее. Но, возможно, я могла быть счастливой и с матерью. Могла дать ей возможность стать для меня такой мамой, какой она, по правде говоря, никогда не была. Но я этого не сделала.
– Из-за бабушки, – договаривает за меня Дэйзи. – А еще из-за мечты когда-нибудь занять место бабушки в «Роузвуд инкорпорейтед». Я это понимаю. Ты всегда была стратегом.
– Дело было не только в этом, – пытаюсь я объяснить. – Для меня уехать было все равно что сбежать, все равно что отказаться от самой себя, от того, кем меня хотел видеть отец.
– А почему бы тебе не попытаться быть тем, кем хочешь быть ты?
Мой голос становится совсем тихим, превращается в шепот:
– Мне казалось, что я пытаюсь.
Но теперь я понятия не имею, так это или нет.
– Как бы то ни было, мой отец очень быстро занял место, которое оставил твой. Он всячески благоволил тебе и перестал пытаться наладить отношения со мной.
Я вспоминаю последний год, когда меня так грело осознание того, что дядя Арбор относится ко мне с большей симпатией, чем к собственной дочери. И я верила в это. Жаждала этого.
– Он манипулировал мной, – выдыхаю я. – Это так жестоко и токсично. Прости… прости меня.
Она пожимает плечами.
– Теперь уже нет смысла извиняться. К тому же мне никогда не хотелось быть безупречной. Я не создана, чтобы улыбаться по заказу или смеяться, когда мужчина говорит что-то, что кажется ему смешным. У тебя это хорошо получается – притворяться на званых ужинах, показывать себя во всей красе. А я могу проделывать это, только если в конце меня ожидает то, чего я хочу.
– А сейчас ты пытаешься показать себя во всей красе?
– А ты? – парирует она.
Я показываю на мое изорванное в клочья платье.
– Если бы я пыталась показать себя во всей красе, я была бы одета во что-то получше.
Ее губы трогает улыбка.
– Уродливое платье. Даже до того, как оно стало рваным и грязным.
Я фыркаю.
– Я не спрашивала твоего мнения.
Между нами повисает молчание, пока я не задаю вопрос, вертящийся на языке.
– Что отпирает ключ, который бабушка оставила твоему отцу?