Океаны Айдена
Шрифт:
Заметив, как вздрогнул от испуга бар Савалт, Одинцов довольно улыбнулся. Эти перчатки, найденные им в инструментальном отсеке флаера, были самым веским аргументом, способным подтвердить всю ложь и полуправду, поднесенные щедрейшему. Они не являлись оружием, которого в Ратоне не имелось вообще; всего лишь устройство на аварийный случай – с их помощью путник мог свалить дерево и разжечь костер. Внешне материал перчаток походил на тонкую серую замшу без всяких украшений, только на тыльной стороне, над верхней фалангой среднего пальца, были закреплены две небольшие трубочки из синеватого металла.
Подступив к старому кожаному креслу, Одинцов несколько секунд разглядывал его, потом
Одинцов растопырил пальцы, и огненные нити исчезли. Вовремя!
Заряда в крохотных батареях хватило бы еще на двадцать-тридцать секунд.
Он повернулся к бар Савалту.
Верховный судья, щедрейший казначей и милосердный Страж Спокойствия пребывал в трансе. Конечно, этот сановник, один из самых важных чинов имперской иерархии, был неглуп, хитер, жесток и весьма недоверчив, но при всех своих достоинствах он оставался сыном эпохи, не знавшей электричества и лазеров. Сейчас он увидел нечто жуткое, необъяснимое, ибо ни один ксамитский маг и никто из Ведающих Истину не умел испускать огненные лучи, резавшие кожу, дерево и даже медь как масло.
– Хрм… – Казначей прочистил горло. – Что… что это было, молодой бар Ригон?
– Думаю, молнии Айдена, – коротко пояснил Одинцов. – Хочешь их получить? – Он потряс перчатками над столом и ухмыльнулся.
Верховный судья, словно отгоняя наваждение, испуганно замахал руками.
– И там… на Юге… таких… таких… много? – пробормотал он.
– Про то мне неведомо, но если послать людей в Калитан и дать им побольше золота… – Одинцов выдержал паузу. – Ну, щедрейший, теперь ты мне веришь? Или надо что-нибудь еще поджечь?
Он подошел к окну и распахнул тяжелые створки – вонь в комнате стояла сильная. Бар Савалт пробубнил за его спиной:
– Послать людей… Конечно, я их пошлю! Самых лучших, самых доверенных! А ты проводишь их на Калитан!
– Только мимо Ксама, в торговый город Ханд, – возразил Одинцов, обернувшись к казначею. – Ради величия державы я и так потратил массу времени и сил. А сейчас я не могу отлучаться надолго.
– Отчего же? – Бар Савалт нахмурился. Он уже пришел в себя и с интересом поглядывал на перчатки за поясом Одинцова. Тот опять полез в свой кошель и извлек новый свиток, украшенный печатями столичного храма Айдена. Выглядел этот документ очень внушительно: пергамент с алыми и золотыми письменами и с золотыми же дисками на витых шнурках; на каждом был оттиснут лик благого солнечного божества. Одинцов развернул его бережно и держал словно младенца.
– Что такое? – Щедрейший ткнул в свиток костлявым пальцем.
– Это, – Одинцов с мечтательным видом поднял глаза к потолку, – брачная запись между Аррахом бар Ригоном и Лидор, воспитанницей старого Асруда. Составлена не далее как вчерашним вечером. Подумай, можно ли бросить супругу, с которой провел единственную ночь? Это против законов Лефури, и я не хочу, чтобы богиня любви мне отомстила! А потому – только до Ханда! И отплывем не раньше чем через двадцать
Глаза верховного судьи и Стража Спокойствия выпучились; с минуту он сидел неподвижно, только зрачки бегали по золотым и алым строчкам, проверяли подписи и печати. Потом щедрейший откинулся на спинку кресла и захохотал.
– Значит, ты женился, молодой бар Ригон! Удивительная новость, клянусь светлым Айденом! И еще удивительней, что мне об этом не доложили! Еще, должно быть, не успели… – Вдруг он хитро прищурился и подмигнул. – Ты просишь двадцать дней… это большой срок… Может, успеешь сделать ей ребенка?
– Может, и успею. – Одинцов уперся взглядом в стол, испытывая жгучее желание придушить его хозяина. Он не сомневался, что рано или поздно доберется до горла щедрейшего; долг перед Асрудом бар Ригоном повелевал разделаться с его убийцей. Но сейчас судья и казначей был ему нужен и весьма полезен – именно он вводил в права наследства сыновей знатных фамилий и обращался к императору за подтверждением титула. Тут, в Айдене, титул пэра и Стража Запада не был роскошью, но обеспечивал власть, стабильность и, в конечном счете, безопасность.
Бар Савалт все еще усмехался, но улыбка его походила на волчий оскал.
– Значит, через двадцать дней и только до Ханда… Ладно, я согласен! Но постарайся, чтобы мой посланец добрался в этот Ханд. Очень постарайся – ведь твоя супруга остается здесь! Вернешься с письмом от моего человека, станешь пэром империи. А сейчас… – Он потянулся к перчаткам.
– Когда стану, тогда и отдам тебе молнии Айдена. – Одинцов сгреб со стола свои пергаменты, поклонился и шагнул к дверям, пнув по дороге обломки кресла.
Через сорок минут, промчавшись с четверкой телохранителей по Имперскому Пути, Аррах Эльс бар Ригон достиг ворот своего замка.
Он въехал во двор, огражденный высокими стенами из серого камня; копыта рослого жеребца звонко зацокали по гранитным плитам, пробуждая гулкое эхо. Тут, в столичных окрестностях, Одинцов предпочитал ездить на лошади и в сопровождении стражей из айденитов. Шестиноги и два десятка всадников из Хайры, которых оставил ему брат Ильтар, слишком привлекали внимание горожан. Северным воинам приходилось большей частью сидеть в замке, пить вино да щупать молоденьких служанок. Иногда хайриты выезжали в степь или в одно из поместий бар Ригонов, где можно было поохотиться, и Одинцов присоединялся к ним; его вороному Баргузину тоже требовалось поразмяться и погонять на равнине антилоп и быстроногих койотов-шерров. Часто его сопровождала Лидор, занимавшая второе седло на необъятной спине скакуна. В отличие от Чоса, она совсем не боялась шестиногих чудищ с севера; Одинцов подозревал, что его супруга вообще не боится ничего, и лишь разлука с возлюбленным Эльсом способна повергнуть ее в ужас.
Спешившись, он поднялся по ступеням высокого крыльца и перешагнул порог. У двери, согнувшись в поклоне, хозяина ждал серестор Клам, дворецкий и замковый управитель; встречать господина было его обязанностью – или почетной привилегией.
Сбросив плащ ему на руки, Одинцов оглядел просторный холл.
Во всех четырех каминах уже пылал огонь; месяц Пробуждения, последний в году, самое начало весны, даже тут, на южном побережье Ксидумена, не баловал теплом. У каминов стояли кресла: самые покойные и удобные – около очага, рядом с которым начиналась лестница, ведущая на второй этаж. Там, на маленьком столике, ждал его ужин – холодное мясо, печенье, фрукты и вино. Отблески пламени играли на гладком дереве стенных панелей, с потолка свешивались две люстры на сотню свечей, пол и мраморные ступени покрывали ковры, прекрасные изделия из Джейда и Ксама.