Океаны Айдена

Ахманов Михаил Сергеевич

На этот раз дело оказалось посерьезнее. Целые сутки океан бушевал и раскачивал флаер, то швыряя его в пропасть, то поднимая к самым небесам; Одинцов не мог есть и только время от времени пил холодную воду. Запас ее во флягах истощался, ибо при таком волнении драгоценная влага, стекавшая по корпусу климатизатора, расплескивалась, едва попадала в черепаший панцирь. Одинцов страдал от головокружения, и все попытки забыться сном не приводили ни к чему; гигантские качели раскачивали и раскачивали его, с тупым упорством стараясь выдавить желудок наружу.

Наконец к вечеру следующего дня волнение стало стихать.

Одинцов подремал пару

часов, потом, когда море окончательно успокоилось, поел, выпил воды, прибрался в кабине и, раскрыв левую дверцу, уснул по-настоящему. После недавних мучений ему требовалось восстановить силы.

– Э-ллл-ссс… Э-ллл-ссс… – Странные шипящие звуки, похожие на шорох прибоя, разбудили его. Сначала он не сообразил, в чем дело; зов звучал у него в голове, словно продолжение сна.

– Э-ллл-ссс… Э-ллл-ссс… – послышалось снова, и это уже не имело отношения к снам. Звуки были столь же реальными, как взошедшее над морем светило. Сообразив это, Одинцов протер глаза, высунулся из кабины и огляделся.

Море казалось спокойным, небо – безоблачным. Течение исправно тащило флаер на восток, теплый бриз задувал в лицо, привычный солоноватый запах щекотал ноздри. Метрах в тридцати от суденышка плеснула вода, на миг показался и исчез темный раздвоенный хвост внушительных размеров. Рыба? Одинцов потянулся за дротиком; он был голоден.

– Э-ллл-ссс, Э-ллл-ссс, Э-ллл-ссс!

Вытянутое, похожее на огромную бутылку рыло высунулось почти у самого его колена, прошелестев свое странное причитание. На путника уставился веселый темный глаз, пасть приоткрылась, демонстрируя остроконечные зубы, хвост вспенил воду. Шкура этого существа отливала темно-синим, делая его почти незаметным на фоне волн, но Одинцов разглядел трехметровое торпедообразное тело, грудной плавник и торчавший на спине гребень. Над зубастой пастью круглился череп, выпуклый, с развитыми височными долями, совсем непохожий на плоскую рыбью голову.

Дельфин? Такие создания ему не встречались – ни в Ксидумене, во время плавания в Хайру, ни в Великом Зеленом Потоке. В Ксидумене водились саху, неприятные твари, напоминавшие земных акул; они сопровождали имперский флот, пожирая все отбросы. Что ж, если в водах Айдена есть акулы, решил Одинцов, почему бы не быть и дельфинам? Странно, что он не встречал их раньше…

Морское создание тянулось к нему, словно собака к хозяину, и он отложил оружие. Раскрыв пасть, дельфин опять проверещал:

– Э-ллл-ссс… Э-ллл-ссс?

Интонация была явно вопросительной, если считать этот свист речью. Одинцов опустил руку и похлопал существо по выпуклому лбу.

– Э-ллл-ссс, – произнес он в свой черед, желая поддержать знакомство, и вдруг замер. Э-ллл-ссс? Эльс? Эта тварь пыталась назвать его по имени или то был случайный звук?

В следующий момент его недоумение рассеялось.

– Ищ-щу, – внятно произнес дельфин, – ищ-щу Э-ллл-ссс.

Он умел говорить! Теперь Одинцов видел, что его новый приятель отличался от земных дельфинов. Костяной гребень на его спине был тонок, как лезвие ножа, и, видимо, служил оружием; грудные плавники – вернее, ласты – оказались необычайно длинными, с подвижной узорной бахромой на концах; между острыми зубами дрожал длинный плоский язык; мокрая кожа была теплой и приятной на ощупь. А главное, этот морской житель умел говорить! И назвал его Эльсом! Не Аррахом, не Рахи – Эльсом! Он помнил слова целителя Артока бар Занкора: доверяй тому, кто знает твое хайритское

имя. Он был готов довериться этой симпатичной бесхитростной твари, причем с гораздо большей охотой, чем людям.

– Ты – Э-лл-сс, – довольно произнесло существо, уже не так сильно растягивая звуки. – Наш-шел!

Ринувшись в сторону, дельфин в восторге перекувырнулся в воде, затем одним мощным гребком хвоста догнал флаер. Одинцов решил знакомиться всерьез. Прицепив к поясу страховочный конец, он сел на порог кабины и свесил ноги наружу, так что они оказались по щиколотки в воде. Дельфин, пошевеливая ластами и хвостом, приподнял переднюю часть тела и положил на колени путника свою огромную голову. Собственно, на коленях поместилось не больше половины, и вытянутая пасть со страшными зубами уперлась Одинцову в живот.

– Я – Эльс, – сказал он, стараясь говорить медленно и раздельно. – Ты – меня – нашел. Молодец! Хороший паренек! Ты – кто?

– Наш-шел! Перр-вый! – сообщил дельфин.

– Ты – кто? – терпеливо произнес Одинцов.

– Заа-аа-заа-ассс, – просвистело существо. Такое не повторить, понял Одинцов.

– Засс? – предложил он.

– Засс, – согласился дельфин.

– Кто – послал?

– Лю-ди.

Ясный и четкий ответ. Не приходилось сомневаться, о каких людях идет речь; Одинцов уже заметил плоский серебристый диск, закрепленный у основания спинного гребня. Южане! Наконец-то!

– Зачем? – спросил он, почти не надеясь получить ответ, но его новый приятель разразился целой речью:

– Бур-ря! Лю-ди – страх. Э-лл-сс по-гиб? Хо-теть знать. Посс-лать ме-ня… посс-лать дру-гих. Засс наш-шел. Перр-вый! Я – Засс! Заа-аа-заа-ассс!

– Хороший ты парень! – Одинцов снова погладил его лоб и вытянутые челюсти.

– Засс – хорр-ро-шо, бу-ря – плох-хо, – сообщил дельфин. – Лю-ди – доб-ро, бу-ря – зло!

Философ, подумалось Одинцову. Но как бы то ни было, это морское диво являлось не просто дрессированной говорящей тварью; Засс понимал, что есть добро и что – зло. И люди, по его мнению, проходили по первому разряду.

* * *

Одинцова подобрали в тот же день, ближе к вечеру, когда он успел наговориться с Зассом и скормить ему почти всю свою рыбу.

Небеса еще сияли послеполуденным светом, и белые пушистые облака плыли на восход солнца, будто желая проводить флаер к берегам, до которых оставалась еще не одна сотня километров. Внезапно дельфин, круживший у суденышка на страже, разразился пронзительным свистом, и Одинцов, подняв голову, увидел среди облаков сверкающую точку. Она быстро росла, превращаясь в серебристый аппарат, плоский, вытянутый, бескрылый, чуть сужавшийся к корме. Эта изящная машина описала пару кругов над флаером и ринулась вниз. Ни шума двигателей, ни скрежета выдвигаемых шасси; словно парящий лист, аппарат плавно скользнул к воде и лег прямо на днище рядом с маленьким суденышком, обдав Одинцова потоком теплого воздуха.

Он был огромен – в длину, пожалуй, не уступал авианосцу, да и в ширину тоже; высокий борт круглился над волнами, поднимаясь выше пятиэтажного дома. Часть обшивки у самой воды отъехала в сторону, и взгляду Одинцова открылось обширное помещение, напоминавшее грузовой трюм. Его встречали трое: темноглазый, смуглый и тощий мужчина лет пятидесяти и два парня, так похожих на хайритов, что он вздрогнул от неожиданности. Все в светло-кремовых комбинезонах и высоких башмаках – видно, облачении авиаторов.