Окно в Полночь

Гущина Дарья

— Точно! — очнулся поклонник. — Ну, молодежь, с наступающим!

Ребята загомонили в ответ, а Валик встал, чтобы лично проводить «Кирюшу» к бухгалтеру и после — выпроводить. Я вылезла из-под стола красная как рак и злая как собака. Ненавижу… Народ меня проигнорировал. Зато Муз появился. Сел на монитор и свесил ножки. Слишком кровожадное настроение, чтобы писать… Но куда еще девать эмоции? Либо тихо работать, либо всем очень громко прилетит…

Я села за комп, надела наушники и врубила «Рамштайн». А что, очень позитивная группа. Когда убить кого-то

хочется — самое то. Кстати, а не убить ли мне героя?.. Появление друга я проигнорировала, а он не стал ко мне цепляться. Кажется, инстинкт самосохранения у Валика есть, хотя мне всегда казалось, что нет его, не было и не надо. Я прочитала последний абзац, засучила рукава и с энтузиазмом взялась за дело. Герой, конечно, ни в чем не виноват… Так ведь он — только выдумка. Причем — моя. Что хочу — то и делаю!

Герой, однако, умирать отказывался наотрез. Я его недооценила. Живучий, гад. И каждый раз у него то козырь в рукаве находился, то кролик в шляпе. Я настрочила за час десять листов очередного испытания, которое герой слишком быстро и легко прошел, перечитала и недовольно засопела. М-да, факир был пьян, и фокус не удался… Точно пора в отпуск.

Оставив героя на стадии прохождения второй инициации, я сохранила файл на флешку, сняла наушники и огляделась. Игорь с Саней уже куда-то делись, Анюта одевалась, ухитряясь болтать по телефону. Валик вяло щелкал мышкой и очевидно хотел домой. Я посмотрела на часы. Пятый час. Можно сворачиваться. Пришли — потусили — поржали — и по домам. Муз согласно икнул и исчез. И туда ему и дорога.

— Вальк, а шеф у себя? — спросила тихо.

Да-да, когда я пишу, реальный мир перестает существовать, и не замечаю, кто уходит, кто приходит.

— Угу, — буркнул он и скривился: — Да что за день сегодня…

— Как обычно…

Так. Животрепещущий вопрос. Я болею или в отпуск собираюсь? И так, и так заплатят одинаково мало… но с больничными мороки много. Значит, в отпуск. С понедельника или после 12-го?.. Я посмотрела на календарь. Нет, пожалуй, работать осталось — всего ничего, да и номер не сдаем — так, заготовки на следующий год ваяем. Лучше после праздников. Да, лучше после.

Сказано — сделано. Достав чистый лист бумаги, я шустро нацарапала заявление и отправилась на поклон к шефу.

— Занят? — я заглянула в кабинет.

— Не особо, — устало отозвался он и кивнул на свободный стул: — Проходи, садись.

Впрочем, меня его усталый вид в заблуждение никогда не вводил. Шеф всегда выглядел так, словно он один несет на своих широких плечах все невзгоды мироздания. Проскользнув в кабинет, я торжественно положила перед ним заявление.

— И что это за кракозябры? — Гриша с подозрением взглянул на меня из-за толстых стекол очков. — Увольняешься, что ли?

— А если и так? — я подняла брови.

Взор шефа стал очень печальным. И немудрено. До меня с ним никто сработаться не смог — из-за дурной привычки в разгар сдачи номера от волнения крыть матом всех подряд. Естественно, тонкая интеллигентная психика работавших до меня тетенек подобного

издевательства не выдерживала, и они со слезами на глазах увольнялись, не проработавши и месяца. Только в случае со мной он не на ту напал: я тоже любила родной русский язык во всех его проявлениях. И отвечать не стеснялась. На том и сработались. А нет — так Грише влетело бы от директора по первое число за неспособность блюсти дух коллективизма.

Собственно, поэтому я прекрасно понимала грусть редактора. И его искренней печалью прониклась до глубины души.

— Ладно, не уволюсь, если зарплату поднимешь.

— На сколько? — уныло спросил он.

— Ну, на пару тысяч, — не стала жадничать.

— Поговорю с директором, — кивнул шеф.

Я снова подняла брови. Гриша поморщился:

— Ладно, ладно, я понял. С января повысим.

— Тогда прочитай заявление, что ли.

— Шантажистка, — редактор склонился над столом.

— Да ладно, мне до Цыпы далеко! — усмехнулась я.

Шеф покраснел и уставился на заявление.

— В отпуск? — переспросил удивленно. — После каникул? Вась, ты чем думаешь? Где я тебе замену найду на каникулах?

— До тридцать первого — еще неделя, — я пожала плечами.

— Нечисть вредная… — редактор подписал заявление. — Все, топай.

— Спасибо, Гриш, — благодарно улыбнулась я.

— Кыш отсюда.

— Домой?

Он красноречиво пожал плечами — мол, как хочешь.

Отдав заявление секретарю, я с довольным видом вернулась на рабочее место, потянулась и посмотрела на календарь. Итак, у меня есть целый месяц на книгу, и никаких бройлеров и мэров! Ура!

— Жизнь удалась? — Валик выглянул из-за монитора.

— А то! — я хвастливо улыбнулась, собирая сумку. Так, сотовый, флешка, листочки с зарисовками… Никак не приучу себя хотя бы к блокноту. Вечно все записываю на отрывных листочках, а потом теряю уйму времени, рассортировывая и приводя в порядок информацию.

— Василиса!

— А? — я вздрогнула. — Фу, Вальк, не пугай так… Я уж подумала, что шеф работу подогнал…

— Не смей удирать, — сказал друг ровно и веско, — поняла? Жди меня.

Я покорно села в кресло. Черт. Надо как-то с мыслями собраться… И то ли придумать, что наврать, то ли решить, о чем умолчать… Валик доделал макет, отпросился и скомандовал подъем и на выход. Я переобулась, надела шубу и шапку и поплелась в коридор.

— Вась, не трясись, — заметил он, вызывая лифт.

И верно, колотит, как перед кабинетом зубного врача… И внутри все скручивает, а внутренний голос вопит: молчать, никому ничего не говорить, нельзя!.. Внутренний голос — штука полезная. Особенно когда он советы дает, а не хихикает в уголке, со стороны наблюдая за моими чудачествами. И добивая после сакраментальным — вот, так я и думал!.. Мой обычно вел себя именно так. Но уж если предупреждал, то всегда оказывался прав.

— Вась, сознавайся, что открутила от игорева кресла болты!

— А ты сознайся, что постоянно их подтягивал, — буркнула в ответ рассеянно.