Окопники
Шрифт:
При эвакуации населения Смоленщины в Белоруссию с незажившей раной ушел в партизанский отряд Шорохова. Вскоре отряд соединился с частями действующей армии. Госпиталь вернул его в строй, он был восстановлен в офицерских правах и направлен в часть 3 Белорусского фронта. Был старшим инструктором Биржайского военкомата в Литве, командовал ротой по ликвидации бандитских группировок в Биржайских лесах. После очередного госпиталя был уволен в запас. Инвалидом 3–ей группы вернулся на Тамбовщину.
После войны работал военруком, воспитателем детского дома, литсотрудником газет. В 1959 году окончил Литературный институт, был принят в Союз писателей, руководил Тамбовской писательской организацией. Им созданы романы «Расплата», «Терны», «У порога», несколько пьес, повестей, десятки рассказов, стихов, очерки и статьи. С 1972 года живет на Кубани. Имеет два ордена Отечественной войны, «Знак почета», многие медали..
* * *
МАТЕРИНСКИЙ
* * *
Какой молитвой, мама, ты сумела От всех смертей меня отгородить? Какой такою силой неземною Мне помогла все мутей одолеть? В сарае на земле, усыпанной соломой, Дрожа от холода и от потери крови, Среди солдат, таких же обреченных, Лежал в шинельке, смерти ожидал.* * *
Всего, что пережить в плену пришлось, Не уместить и в десяти поэмах, Мне самому не верится порой, Что в лагере тифозном жив остался. Наверное Всевышний передал Моленья мамы матери другой, Чтоб из концлагеря взяла под видом сына… Та мать — Леонова — и дочери ее До моего ухода в партизаны Заботились, как будго о родном… Потом и на Тамбовщину письмо послали. А как забыть мне белорусский лес, Где с фронтом наш отряд соединился! С каким восторгом я стихи слагал, Солдата — пехотинца прославляя: …Одежды твои дочерна пропотели, В пыли и грязи… но сверкают глаза! Тебя узнаю я по серой шинели — Здравствуй, пехота родная моя! Кто б мог из нас тогда предположить, Что жизнь пойдет не по мечтам окопным, Что родина с объятьями не ждет. И не ждала жена пропавшего без вести. Но молодость и вера в долг и честь Все горести одолевать умели: Из госпиталя вновь пошел на фронт Со старой незажившей раной. И были вновь бинты госпиталей, И подмосковный полк резерва, И наконец — уволился в запас, Военруком отпраздновал Победу. В Москву, где поселился брат, Прошедший Сталинградское сраженье, Приехали блокадница — сестра И мама из тамбовского колхоза. Они приехали, чтоб повидать того, Кто вопреки смертям живым вернулся… От встречи той запомнилось одно: «Столичная» лилась, как слабое вино — Она была разбавлена слезами. И меньше всех нас говорила мать, Она смогла все выразить глазами. А как при встрече обняла меня! Как долго из объятий не пускала! И нежно гладила мои вихры, Как будто бы еще не доверяя, Что я живой и вот стою пред* * *
Той ночью долго я не мог заснуть, Над судьбами людскими размышляя, И для стихов, что прочитал в застолье, Концовку горестную сочинил: Что природе до нас? Жить ей вечно, Каждый год сыпать липовый цвет…ГЛОТОК ВОДЫ
У каждого человека хранится в памяти множество событий и людей. В тайниках мозга хранится даже то, что кажется забытым. Но вот в разговоре возникла какая-то дата, какая-то фамилия или яркая деталь — и совершается чудо: вспоминается давнее — давнее событие во всей объемности, словно волшебный фонарик вдруг высветил его. И становится радостно от встречи с прошлым.
Позванивая орденами и медалями, Савченко ходил по комнатам, еще заваленным экспонатами, слушал объяснения Макара Максимовича, прикидывал, где бы он хотел видеть материалы своего полка, освобождавшего станицу. Ему не понравилось, что Колодин задумал начать экспозицию сразу с действий полка — освободителя. Надо с обзора освобождения всей Кубани!
Закончив осмотр комнат, Савченко сел перекурить и высказал Колодину свое несогласие с его планом.
— А какая разница? — небрежно и весело ответил Макар Максимович.
— На фоне всех событий войны наш полк будет выглядеть скромно и, значит, честно. Зачем выпячиваться?
— Ну! Ты как мой сосед Елылин! Тот скромнягой всю жизнь прожить хочет!
— Как ты сказал? Елыпин! — насторожился Савченко. — Кто он такой?
— Да живет рядом со мной инвалид войны, бывший учитель. А что?
— А где он воевал? — уже заинтересованный, пересел Савченко поближе к Колодину.
— Кажется, на Смоленщине… Там и в плену был.
— Лицо длинное и крупный двойной подбородок? — уже с загоревшимися радостью глазами допрашивал Савченко. — Брови бесцветные?
Макар Максимович обрисовал, как мог, облик соседа и очень удивился необычному волнению собеседника.
— Вы его знали?
— Еще не знаю, он ли. Того я считаю погибшим. А вдруг он?
Прошло столько лет! Савченко все реже вспоминал эту фамилию, хотя совсем забыть не мог. У него дома хранится даже статейка из фронтовой газеты, где он рассказал о своем спасителе.
В сорок первом, под Смоленском, авиабомба разнесла его ротный блиндаж. Савченко с распоротым боком лежал на жухлой траве. Его выбросило взрывной волной. Мимо пробегал незнакомый младший лейтенант. Видимо, из другой части.
— Браток, дай глоток воды, — попросил Савченко, — и попрощаемся. Видишь, как меня распахало?
Младший лейтенант подал флягу. Потом вынул из его кобуры пистолет. Достал кусок полотнища, приложил к кровоточащему боку, быстро забинтовал. Сколько Ельшнн гащил его, Савченко не знал. Он пришел в себя от резкого запаха нашатыря. Открыл глаза и увидел над собой лицо спасителя.
— Спасибо, браток, — едва слышно проговорил пересохшими губами. — Как твоя фамилия?
Назвав себя, младший лейтенант пожелал скорее выздоравливать и ушел, а Савченко унесли на носилках в санитарную машину.
После операции, придя в себя, он услышал разговор хирурга с медсестрой, упомянувших фамилию Ельшин.
— Что с ним? — подал едва слышный голос Савченко.
— С кем? — спросил хирург, обернувшись к раненому капитану.
— С Ельшиным.
— Это мы должны вас спросить, кто такой Ельшин. Вы эту фамилию раз десять упомянули, пока выдыхался наркоз.
— Это мой спаситель. На руках меня нес с передовой.
— Богатырь ваш Ельшин, чтите его!
Именно богатырем и остался в памяти Савченко младший лейтенант Ельшин. Неужели чудом остался жив? Какой стал теперь! Узнает ли его! В тыловом госпитале, уже перед выпиской, Савченко разговорился со старшим лейтенантом из соседнего полка. Когда Савченко рассказал ему, что остался жив благодаря Ельшину, Веткин вдруг нахмурился и печально произнес: «Погиб твой спаситель…», и Савченко был потрясен этим известием, хотя и знал, что ни один фронтовик не застрахован от смерти.