Окопники
Шрифт:
Пральщиков понял, что выстрелить еще раз из орудия не успеет. Суровые законы войны отсчитали ему последние секунды. И, словно стараясь искупить свою вину, он выхватил пистолет и, не прицеливаясь, стал ожесточенно разряжать его в надвигавшийся черный корпус танка. Это было бессмысленно, но так, с пистолетом в руках, было легче умирать. —
И вдруг что-то тяжелое ударило в грудь. Теряя сознание, Пральщиков услышал скрежещущий стон металла. По изуродованному орудию, по телам лежавших рядом с Пралыциковым солдат неумолимо пронеслись железные гусеницы танка.
Снег у колодца задымился розовым паром.
5.
Бой
нутые врасплох вражеские артиллеристы не только не успели развернуть орудия, но почти все подорвались на минах вместе с автомашинами. Лишь некоторым удалось ускользнуть в лес. Преследуемые пограничниками, они беспорядочно отстреливались.
Наблюдая за ходом боя, подполковник Бурцев на миг представил, какой бы опасной силой был этот артдивизион противника, если бы пришлось атаковать его на заранее подготовленных позициях, а тем более — на открытой местности. Сотни жизней унесли бы эти небольшие скорострельные пушки, опасные не только для танков, но и для пехоты. А сейчас они валялись на дороге изуродованной грудой металла, не сделав ни одного выстрела. Рядом с ними лежали обгоревшие трупы немцев.
На войне, думал Бурцев, соотношение сил — понятие очень относительное. Часто бывает так, что победа достается не тому, кто располагает большим количеством солдат и техники, а тому, кто силой своего ума и опыта ставит противника в самую невыгодную для него ситуацию и малыми силами достигает решающего успеха. Истина эта древняя, давно известная. Но не всем доступная. Может быть, потому, что это всегда сопряжено с определенным риском. А рисковать, кому хочется? Проще ждать, когда ты волей случая окажешься в более выгодном положении. Улыбнется фортуна и тогда… Только не слишком часто она улыбается на войне.
Сам Бурцев никогда не рассчитывал на счастливую случайность. Особенно, когда выводил свой полк из окружения. Он старался придумать и создать такие ситуации, которые ставили бы его в выгодное положение, предрешали победу. Причем победу с наименьшими потерями.
«Война и без того жестока, — думал Бурцев. — Она ежедневно уносит тысячи жизней. И нет ничего предосудительней, если среди этих ж^зтв оказываются бессмысленные. Более тяжкое преступление трудно представить…»
Внезапность и выгодные условия местности позволили Бурцеву выиграть ночной бой, навязанный им противнику. Но гибель Чикунды как-то сразу убила в нем радость победы. Конечно, в бою всякое бывает. Но видеть, как ради спасения твоей жизни гибнут другие, ему еще никогда не приходилось. Это его больше всего угнетало.
Заметив среди деревьев Марину и Олю, которые с помощью бойцов завертывали в брезентовую палатку тело
Чикунды, по — видимому, собираясь его похоронить, Бурцев подошел к ним. Сняв шапку, он опустился на колени и, открыв лицо связного, ласково провел ладонью по его побелевшему лбу, щекам, рассыпавшимся по вискам жестким волосам. Рука комбата остановилась на крошечной родинке около уха, и он невольно вспомнил, что точно такая же родинка, только чуть повыше, была на щеке у его дочери Аринки. Всякий раз, когда он возвращался из командировки и она со стула прыгала к нему на шею, он почему-то всегда старался поцеловать ее именно в это темное пятнышко, заметно выделявшееся на раскрасневшемся
Бурцев почувствовал, как что-то острое кольнуло в сердце, и, превозмогая боль, поднялся на ноги, тяжело дыша открытым ртом.
— Вам плохо? — спросила Марина.
— Ничего, пройдет.
Комбат выпрямился, расстегнул воротник полушубка, под которым, словно челнок, быстро бегал вверх — вниз остро обозначившийся кадык. Взглянув на Гуркина, Бурцев сказал:
— Ты не хорони его тут. С собой возьмем.
Пламя на дороге уже унялось. Лишь обгоревшие остовы автомашин и орудий еще светились оранжевым отблеском раскаленного металла. В лесу стало снова темно и морозно, как в первые часы, когда батальон вышел к лесной дороге. Небо было мрачным и серым, и лишь на востоке едва заметно начинала пробиваться узкая полоска рассвета.
Огкуда-то издалека, со стороны передовой, донесся гул артиллерийской канонады. С каждой минутой он становился все отчетливее.
Бурцев посмотрел на часы. Было ровно шесть утра. Комиссар Травушкин с тревогой взглянул на комбата. Он тоже знал, что это было условленное время начала атаки дивизии Пралыцикова.
«Значит, все-таки решили наступать, — подумал Бурцев. — Неужели связные не успели доставить донесение? А может быть…»
Впрочем, теперь это уже не имело значения. Случилось то, чего больше всего боялся Бурцев: несмотря на все его отчаянные усилия, нависшую опасность предотвратить не удалось. Полки пошли в наступление, а это значит, что к
концу дня, а может быть и раньше, они ворвутся в приготовленный для них «мешок», и катастрофа станет неминуемой.
Бурцев готов был пойти на самый опасный и рискованный шаг, лишь бы как-то облегчить положение дивизии. Но в данный момент он не видел возможности, которая могла бы существенно повлиять на ход развернувшегося сражения.
Может быть, поэтому, когда прибежавший из третьей роты связной сообщил, что около моста обстановка неожиданно осложнилась, он воспринял это с каким-то необычным для него безразличием. Мысленно он был там, на переднем крае дивизии, где полки поднимались в атаку.
Приказав, Гуркину идти на помощь третьей роте, Бурцев вместе с комиссаром несколько минут стоял около тела Чикунды, прислушиваясь к нарастающему гулу канонады. Каждому из них все еще хотелось поверить, что артподготовка ведется где-то на другом участке. Но убедившись, что это не так, они торопливо зашагали по только что проторенной лесной тропинке в сторону реки.
Впереди, около взорванного моста, нарастала перестрелка. Слева, с противоположной стороны дороги, гулко бил крупнокалиберный пулемет. Оттуда же часто доносились очереди немецких автоматов. Над рощей время от времени взвивались в небо ракеты, синим светом озаряя верхушки деревьев.
Отыскав командира третьей роты, Бурцев узнал, что после того, как был взорван мост, несколько головных автомашин круто свернули с дороги влево и, ломая мелкий кустарник, углубились в лес. Но отъехать далеко им не удалось, они вскоре застряли в рыхлом снегу. Орудийные расчеты и шоферы выскочили из кузовов и заняли удобную позицию вдоль крутого обрыва реки. Они сейчас и обстреливали залегших вдоль дороги пограничников.
Прикинув что к чему, комбат приказал взводу Голубева пробраться незаметно через лес и ударить по уцелевшей группе с фланга.