Окрашенное портвейном (сборник)

Янс Георгий

– Политическая провокация, попытался оправдаться Заворуев. – Не помню, ничего не помню.

– Фомич, заткнись, – грубо оборвал его Непряхин. – Очень интересная история получается. Рассказывай дальше.

– Сначала в ресторане посидели, продолжила Наталья. – Не жадничал он, заказывал все, что просила. Видно, денег немерено было. Потом в ночной клуб поехали. Отдельный номер сняли. Приставать начал. Печать достал зачем-то и говорит: Я тебя, Наталья, озолочу. Будешь моей постоянной подругой». Я и подумала, что для меня это совсем неплохо будет. В общем, начала соглашаться. Он вроде все тихий был. Вдруг как бросится на меня. «Моя, моя, – кричит, – все официально будет». И давай на мне печати ставить. Я растерялась, замерла. Всё! Думаю,

конец. Допился мужик до белой горячки. А он печатью меня охаживает. Шлепает во все места, по всему телу. Еле отмылась потом.

– По всему? – почему-то удивился Непряхин.

– Как есть по всему, подтвердила Наталья. – Потом вдруг печать бросил на пол, а сам в кровать. И тут же заснул.

– Подсыпала она мне что-то. Ничего не помню. Ничего не помню.

– Ладно, все ясно, – подвел итог Неваляев и обратился к Непряхину, – Иван Сергеевич, закрываем следствие?

– Закрывай. Ну, Фомич, разговор серьезный нам предстоит.

– Я буду вынужден этот вопрос поставить перед депутатами – о текущем политическом моменте, – принялся за свое Семипостол.

– Я тебе поставлю, – пригрозил Непряхин ему. – У тебя есть свой кабинет. Запрись и ставь, что хочешь.

Непряхин берет со стола разрешение и передает его Шмелеву.

– Получай разрешение. Знаешь, почему отдаю?

– Догадываюсь, – усмехнулся Шмелев.

– Это всех касается, – грозно продолжил Непряхин. – Ни слова никому. Государственная тайна. Понятно?

– Сколько же мне уже придется хранить государственных тайн, – протянул Скока. – Дадите на бутылку?

– Пойдем, Скока, я сегодня угощаю. Наталья, ты с нами? – спросил Шмелев.

Женщина только кивнула в знак согласия.

– Мне тоже пора, – сказал Неваляев.

– Уходя, помните товарищи, – заволынил свою песню Семипостол. – В испытаниях наша власть только крепчает и чище становится.

– Ничего не помню, – невпопад произносит Заворуев.

– Завтра я тебе память хорошенько прочищу, – пообещал Непряхин с нескрываемой угрозой в голосе.

Глава третья Заложник

В нойкинском сельсовете вся администрация была в сборе. В кабинете Заворуева, рассевшись рядком на стульях, находились всегдашние соратники Непряхин и Семипостол. Атмосфера была тревожная. Ждали приезда мэра Паранойева Александра Даниловича Меньшикова. Событие само по себе неординарное. Приезд вышестоящего начальника – всегда тревога и мучительная неизвестность: что скажет, как посмотрит. К этой тревоге примешивалось то обстоятельство, что ехал мэр в Нойку не просто так, а в связи с трагическим происшествием: пропал вице – мэр города Василий Иванович Чапаев. Ни дома, ни на работе его не было уже третий день. Как проводила его жена утром на работу, с тех пор его больше и не видели. И хоть был он начальником маловлиятельным, но очень крупной комплекции, то мэр сразу заподозрил, что интриги плетутся против него, а Чапаев лишь оружие в руках интриганов.

Александр Меньшиков просто купался в интригах. «Власть без интриганов – это не власть, а говно, – любил говаривать он в кругу приближенных. – Всегда ищите, кто под вас копает, и обязательно найдете». Поэтому большую часть своего мэрского времени он посвящал поиску врагов.

Мэр не знал, как конкретно исчезновение Чапаева может быть связано с кознями против него, но в любом случае он должен найти своего заместителя первым, чтобы успеть нейтрализовать действия потенциальных врагов. Поэтому его поездка именно в Нойку не была случайной. Вчера поздно вечером недалеко от села был обнаружен пиджак Чапаева. И хотя в нем не было никаких документов, не вызывало сомнений, что пиджак принадлежит вице – мэру. Василий Иваныч был известный щеголь в районе, и костюмы не покупал, а исключительно шил у местного портного Наума Шнобеля. Шнобель денег с вице – мэра не брал, правда, тот никогда и не предлагал, справедливо полагая, что не у Версаче шьет. Портной, поднятый с постели посреди ночи,

опознал находку, как пиджак, принадлежащий Чапаеву. «Как он на нем сидел, как сидел», – сокрушался Наум Шнобель над пиджаком.

Это находка придавало делу о пропаже вице – мэра зловещий оборот. Мэр уже не сомневался, что в этот раз копают под него глубоко. «Ничего, ничего, меня так просто не возьмешь, – говорил он себе, собираясь в поездку. – На хитрую жопу всегда хер с винтом найдется». В этот раз «винтом» были редактор местной газеты «Паранойевская правда» Петр Татищев и директор фирмы ритуальных услуг, непревзойденный «спец» по части организации «проводов в последний путь» Виктор Храпов. Редактор должен был в случае обнаружения вице – мэра сделать с ним тут же интервью, в котором Чапаев разоблачает врагов мэра. Работа для журналиста несложная, но очень ответственная. Вице – мэр плохо говорил, его ответы на вопросы всегда приходилось переводить на русский. А, учитывая, в каком состоянии он мог быть найден, ответы необходимо заготовить заранее.

«Меня били, пытали, морили голодом, но я только отвечал: «Не дождетесь». «От меня требовали отречься от нашего всенародно избранного мэра, но я сказал: «Никогда».

Еще перед поездкой начал готовить «болванки» ответов Татищев. Но вскоре это нудное занятие он отложил, решив, что еще неизвестно, как дело повернется. Может, некролог придется писать.

Храпову была поставлена задача однозначная – привести в божеский вид лицо покойного (наверняка, вице – мэра перед тем как убить, жестоко пытали), прилично одеть и уложить в гроб. Гроб Храпов предусмотрительно взял с собой. Поначалу мэр был против того, чтобы брать гроб. «В случае чего на месте сделаем». Но Храпов сумел переубедить Меньшикова. «В Нойке нет толковых мастеров, чтобы гроб сколотить. А я везу добротный гроб, подогнанный по размеру. Мы ж с Василием Иванычем в одну баню ходили. Я все его параметры знаю. А, если Чапаев, вдруг жив, окажется, то гроб этот в Нойке оставим, оформим, как подарок от района. Так сказать, спонсорская помощь селу», – хихикнул Храпов.

– Надо же было ему свой пиджак у нас потерять, – начал сокрушаться Заворуев. – И так дел невпроворот. Дорогу вот к сельсовету собирались заасфальтировать.

– Тебя мэр самого в асфальт закатает, когда узнает, что денег нет и дороги нет, – угрюмо заметил Непряхин. – Он деньги тебе еще в январе выделил, а сейчас июль.

– Во – первых, он мне деньги лично не давал, а сельсовету. Значит, всем нам, – отпарировал Петр Фомич. – Во – вторых, продолжил он, – мы эти деньги, как материальную помощь, честно поделили на троих. Мы же сами решили, что дорогу построим за счет частных средств. Шмелев, как раз, сегодня должен был мне доложить, как обстоят дела со сбором денег.

– Знаю я твое «честно». Все равно себе больше отрезал, – настаивал Непряхин. – Денег было триста тысяч, а я только семьдесят получил. Где еще мои тридцать?

– Ты, Иван Сергеевич, специально, что ли, дураком прикидываешься? – разгорячился Заворуев. – Мы же по документам дорогу заасфальтировали. Документы тоже денег стоят. А гравием дорогу на самом деле присыпали. Тоже думаешь за просто так?

– Товарищи, хватит ругаться, – попытался прекратить разгоревшуюся перепалку Семипостол. – К нам мэр с минуту на минуту нагрянет, а мы, из-за каких– то копеек пререкаемся.

– Давно ли Кузьмич, тридцать тысяч для тебя копейками стали? – ехидно спросил Непряхин.

Семипостол ответить не успел – в кабинет ворвалась Алла с криком: «Едет, едет»!

Мужчины опрометью бросились на крыльцо и выстроились в шеренгу. Заворуев посмотрел вверх. Все в порядке: флаги аккуратно свисали с конька крыши. Из машины, остановившейся впритык к крыльцу, вышел мэр и ни с кем, не поцеловавшись, молча вошел в сельсовет. Это был очень дурной знак. Впервые мэр не перецеловался с Заворуевым. Петр Фомич сразу сник и обреченно потрусил за мэром. Следом прошли и остальные, в том числе Храпов и Татищев.