Октябрь, который ноябрь

Валин Юрий Павлович

– Вот у меня специалист по взрывам и прочим армейским мероприятиям, ее и пытайте, - Лоуд, которую в эту ночь систематически оскорбляли недоверием, хмуро указала на напарницу.

– В чем же бессмысленность провокации?
– уточнила Катрин.
– По сути, устраивали фугас-камуфлет: подрыв взрывчатки выбрасывает бомбы с газом во двор и сквозь рухнувшее перекрытие внутрь здания. Непосредственно от газовой атаки потери были бы невелики, от взрыва жертв куда больше, но главное медий... пропагандистский эффект. "Правительство удушило газами тысячи большевиков и депутатов рабоче-солдатского

съезда". Эхо такого взрыва еще долго по стране гуляло бы. Можете указать, что в поднятии волны негодования заинтересованы сами большевики, но сейчас в Смольном полно руководящих членов партии. Едва ли ВРК готов к столь масштабному самопожертвованию. Мне кажется, события подкрепляют версию о третьей силе.

– Допустим. Догадываюсь, что вы оставили на месте засаду. Штабс-капитан Лисицын отправился в Смольный. Надеюсь, ему там ничего не угрожает?

– Без сомнения, он в полной безопасности. Следственная комиссия продолжает работу. Мы пока далеки от положительного результата. Кстати, слухи о прибытии ударных батальонов, надерганных Ставкой, имеют под собой основу?

– Вы же знаете, что отвечать я не стану, - вяло сказал генерал.
– Любые сведения по перемещению войск - секретны. Не знаю, кто разносит подобные слухи.

– Керенский ваш и разносит, - отрезала сердитая Островитянская.
– Трещит как испорченные телефон: "хамье, вам конец, вот придут славные ударнички, ужо вам будет, ничтожества".

Полковников глянул на шпионку "главную по взрывам", та не стала опровергать.

– Министр-председатель нервничает, - в некотором недоумении признал генерал.
– Если вы хотели поговорить с ним лично, то не выйдет. Керенский сейчас отправился на заседание Предпарламента. По слухам, чтобы объявить о своей отставке. Но в личном телефонном разговоре он только что мне заявил, что в отставку не собирается и не уйдет.

– Об аресте Ульянова-Ленина не упоминал?
– вновь рассвирепела Лоуд.
– Там у них три батальона по дворцу круги нарезают, запарились бедняги. Ищут вроде бы Ленина. Откуда, с какой стати, чего это вдруг?

– Откуда вы об этом знаете?
– насторожился Полковников.

– Слухи, ваше высокопревосходительство, исключительно, слухи. Врун этот ваш временный министр-председатель, полное брехло-с, - безжалостно заклеймила личного противника правдивая оборотень.
– Владимир Ильич в полной безопасности, это я вам вполне ответственно заявляю как заведующая Общим орготделом! Катерина, пошли отсюда поживее. У нас следственная комиссия, а не посиделки с разговорами.

Почему напарница так резво подхватилась, Катрин не поняла - оборотень стремительно, не прощаясь, выскочила из кабинета.

– Прошу прощения, Людмила тоже на нервах, - извинилась за подругу Катрин.
– Раз у нас есть десять секунд, а свидетелей нет, можно я вам напрямую скажу? Петр Георгиевич, давайте ситуацию на тормозах спустим? Есть третья сторона, нет ли ее - в этом ли дело? Если ВРК пойдет на штурм, налетит на пулеметы и картечь ваших трехдюймовок, мы с вами в истории этаким дерьмом останемся, что... Причем молодецкий удар свежих ударников или корабельные залпы революционной эскадры дело

лишь усугубят. Допустим, Зимний все равно возьмут, хотя красногвардейцы кровью умоются, вы геройски застрелитесь, Керенский скажет что-то глубоко историческое и пафосное - но к чему весь этот драматизм? Давайте бесславно, но мирно, а?

– Я и пытался "бесславно", - тихо сказал Полковников.
– Но приказ и долг не пустые слова. Сдать город я не могу. Да и не поймут, не подчинятся.

– Нет формального повода сберегать жизни, - согласилась Катрин.
– Я не в упрек. Вполне понимаю. Некоторым сдаваться трудно, другим наоборот. Ладно, время есть. Надеюсь, телефоны не отключат...

Она сбежала вниз, прыткого оборотня уже и след простыл, зато на посту охраны скандалили:

– Господа, где моя фуражка?!
– возмущался маленький поручик.
– Еще у самого Норкина шил, в шестнадцать целковых обошлась. Что за дурацкие шутки?! Это недостойно, господа!

Катрин прошла мимо охраны, занятой поисками сгинувшего предмета униформы, вышла на холод. Ночь тянулась бесконечная, темная и липкая, как уличная грязь. Но "лорин" уже урчал перед подъездом.

...- Аналогичную штучку мне подарили под Чонгаром, только там верхушечка была повеселей, цветастенькая, - рассказывала Лоуд.

Оборотень и Колька разглядывали офицерскую фуражку.

– Но и к чему эти фокусы?
– поинтересовалась Катрин, забираясь на свое место.
– Человек шестнадцать рублей платил, а теперь ушами должен зябнуть.

– Не преувеличивай, это не буденовка, на уши все равно не натянешь, - Лоуд попыталась половчее заломить верх головного убора.
– Никола, ты что глядишь?! Опаздываем, газуй!

Автомобиль ошалело рванул с места.

– В Смольный?
– уточнил юный водитель, резко выкручивая баранку.

– Какой еще Смольный?!
– возмутилась оборотень.
– Рано, рано нам к кабинетному труду возвращаться. Гони в Мариинский, говорю же, опаздываем!

– Зачем в Мариинский!?
– испугалась Катрин.
– Ты добить бобрика хочешь?

– Так уж и добить... Я хочу увериться, что он в отставку подает. И вообще мы еще с ним не договорили. Мы, островной пролетариат, тоже упорны и неуступчивы.

Катрин пыталась выяснить детали плана по проявлению "упорства и неуступчивости", но до Исаакиевской площади долетели мигом - солдаты пикетов и застав, уже привыкшие к мельканию грязно-белого бешеного автомобиля, отскакивали с проезда заранее.

– Фде больной?!
– странновато грассируя, осведомился у охраны вбежавший в дверь дворца врач.

– Какой больной?
– изумился офицер.

– Э, дорохуша, так вы тут вообще блаходушно дремлете, - возмутился доктор, тростью отстраняя стража со своего пути.
– Челофеку дурно, а он "кагой больной, кагой больной". Сестрица, не топчитесь.

Катрин с саквояжем устремилась следом.

Доктор был недурен: немного чеховский, немного айболитовский, но постарше, на манер Преображенского - явный профессор, но заведомо без вивисекторства.

– Фде они тут заседают?
– ворчал л-профессор.
– Нам наверх надобно. Антресольга должна быть...