Окутанная тьмой

Имилис

Люси прекрасно знает, что они дороги ей, знает, что в любой ситуации, если бы только потребовалось, отдала бы за них жизнь, не думая закрыла бы их собой от любой опасности, как всегда бы поступила мать, защищая собственных детей. Она была в ответе за них, была их самой главной опорой, их непробиваемым щитом, который никогда бы не дал трещину, она была их… мамой. Сколько раз она слышала как сладко спящая Эми, в очередной раз уткнувшись ей носиком в бок, довольно урчала, как котенок нашедший тепло, и порой бормотала слово, заставляющее задуматься и улыбаться.

Но сейчас Хартфилия закрыла все, что было, все, что у нее осталось обратно за дверь, с грохотом захлопнув ее. Теперь в ее глазах – пустота, на лице – гадкая, самоуверенная ухмылка, а сердце вновь заперто за тысячей дверей – таким ведь и должен быть демон? Такой ведь и должна быть Люси?

Тонкие пальцы девушки

боязливо, будто чего-то страшась, вздрагивают, теребя край бинта на правой руке, где под тонким слоем ткани находится точно такой же знак гильдии, что сейчас так величественно и гордо развевается на ветру, так далеко от нее. Люси чувствует какое-то тепло в душе и в израненном сердце, когда кончики пальцев касаются бинта и чуть стягивают в сторону. Теперь перед ее глазами обрывки герба, которым она когда-то так сильно дорожила, хотя и сейчас дорожит. Розовый цвет – она когда-то так сильно его любила, а может и сейчас любит, возможно, но времени разбираться сейчас просто нет. Сейчас самое время уходить, когда на стадионе еще так много людей, пора. Хартфилия резко отдергивает бинт, возвращая его на место, ведь сейчас вовсе не нужно, чтобы кто-то увидел знак, пусть это будет ее тайна, ее клеймо, которое она пронесет через всю свою жизнь. С этого момента она – «заклейменная» и от этого ей уже никуда не деться, стирать его то ли лень, то ли просто не хочется, чтобы он исчезал с ее кожи, чтобы и здесь была пустота. Да, наверное, просто не хочется, пусть остается, Люси так намного спокойней и… теплее. Телу, душе, сердцу, будто герб полыхает огнем на ее руке. Пусть будет ее вечным напоминанием…

Настойчивый ветер в очередной раз совершает попытку сбросить с волос Хартфилии капюшон и, как ни странно, в этот раз ему удается. Люси больше не прячет их и даже не пытается, ведь нет необходимости, все уже закончилось. Ее когда-то счастливое существование с двумя маленькими девочками завершилось и теперь вместо обычной, серьезной, расчетливой, иногда улыбающейся Люси во всей своей красе себя покажет жестокий, кровожадный, мстительный и порой безумный демон. Больше нет смысла сдерживаться, ради кого теперь стоит это делать? Никого ведь не осталось.

А теперь нужно уходить, здесь Люси больше нечего делать. Адриана уже наверняка заждалась ее, она волнуется и прекрасно знает, что творится в душе у ее хозяйки, все ее тайны и грехи, но все равно будет молчать, лишь иногда делая бессмысленную попытку заговорить и добиться искреннего разговора по душам, но ей это не удастся – теперь сердце Люси вне зоны доступа и до него не достучаться так просто. Райто тоже ждет ее, наверное, хотя девушка была уверена на все сто, что он будет злиться на нее, проклинать про себя, бушевать, рычать – он будет злиться на ее выбор, долго, мучительно, невыносимо. Но, не смотря на всю свою злость, ненависть и неприязнь, Райто останется с ней, храня в душе огонь надежды, что однажды судьба подарит ему еще один шанс встретиться с той, которая так похожа на его первую хозяйку, ради которой он был готов даже умереть. Люси же он не простит никогда, он не смириться с ее выбором, будет ждать, когда она расслабится и только для того, чтобы вцепиться в горло и сжать клыки, так сильно впиваясь в кожу, чтобы ее глаза раз и навсегда остекленели. Но это будет слишком глупо и необдуманно с его стороны – Райто будет молча таить обиду и ненависть в себе, пока однажды не сорвется и выплеснет на нее все, что есть внутри. Все слова, фразы, боль, ненависть и непокорное желание вернуться назад. Все так и будет.

Осторожно, медленно, будто вовсе нехотя Люси отталкивается руками от железных перил и разворачивается. Лица людей теперь для нее неразличимы, все они сливаются воедино, но никто, ни один из них, не узнал ее, не признал в ней ту Люси, которая так глупо умерла полгода назад. Ни одна мразь не остановила ее, даже не посмотрела, ведь в ее душе все равно была надежда, как бы она не отрицала, было дикое, неподвластное ей желание быть спасенной. Пусть только кто-то узнает ее, увидит, протянет руку – Люси просто устала быть сильной, устала быть одной, устала все держать в себе. Девушка вновь останавливается, тормозит, хотя до выхода осталось пройти всего три ряда, осталось всего ничего, а никто так и не смотрел в ее сторону, балкон Фейри Теил пуст, а это значит только то, что остановить ее больше некому. Горькая усмешка появляется на лице Хартфилии, сейчас ей противно и жалко, но никого-то из этих людей, а саму себя, впервые за все это время и она даже не знает почему. Просто ей хочется чувствовать себя в безопасности, не пытаться быть сильной, неприступной, безразличной. Ей хочется отпустить

все, что так гложет, что гниет внутри, ведь все смерти это нее ее вина. Это не было ее желанием, ее прихотью, это была необходимость. Убивать, чтобы выжить, Люси ведь просто боролась за свою жизнь, но почему все равно так гадко? Она просто хотела жить, как раньше, но ничего не вышло, уже в который раз и пора бы уже с этим смириться. Не видать ей чистого голубого неба, не видать яркого теплого солнца, ей никогда не улыбнуться чисто, искренне, невинно.

Засунув руки в карманы джинс, Хартфилия быстро перебирает ногами и останавливается только напротив дверного проема, где темно, слишком темно даже для нее. Опять ей придется ступить во тьму, опять придется безоговорочно подчиниться ей, опять придется стать тенью, незаметной, чужой, холодной, опять она становится порождением мрака и смерти. Девушка старается выдохнуть как можно спокойнее, пытаясь оставаться такой же хладнокровной, но руки дрожат, да и сердце предает, иногда останавливаясь на несколько секунд, а после, вновь продолжая стучать. На глаза предательски набегают слезы – знак слабости, так она считала, так она всегда говорила. Но сейчас было уже поздно бояться темноты – она уже часть Люси, неотделимая, но все равно такая чужая и с некоторых пор такая ненавистная девушкой.

Хартфилия стоит, замерев, не смея сделать шаг в темноту, как бы она ни старалась – боится, закусив губу, устало прикрывает глаза и делает несмелый, почти неуклюжий шаг. Холод тут же налетает, темнота окутывает и, казалось, пробирается в самое сердце, навсегда оставаясь там, Люси испуганно озирается. Кем бы она ни была – страшно, ей всегда было страшно, как бы она не пыталась отрицать, отмахиваться, переубеждать себя. Но не темнота пугает ее, не мрак, не холод, Люси пугает одиночество – вечное, беспрерывное, медленно пожирающее изнутри, надевающее ей с ухмылкой петлю на шею. Это был и есть ее самый главный страх – остаться одной. Эми и Венди больше не придут, не успокоят ее одним только присутствием, Райто и Адриана на обходе, Локи черт знает где шляется, а она одна и страх не отступает. Так что же ей теперь мешает сойти с ума? Она осталась в гордом одиночестве, которое постоянно наступает ей на горло, осталась среди темноты, мрака и собственного страха.

Люси опять испуганно озирается вокруг, но ничего такого, что могло бы вызвать дикий ужас не было, но страх и боль в сердце не отступали ни на шаг, прикрыв глаза, закусив губу, Хартфилия входит в коридор, медленно спускаясь по ступеням. Глухой звук ее шагов эхом разлетается далеко вперед, лампы на потолке так и не горят, здесь по-прежнему темно. Следующий шаг еще смелее, за ним еще один и еще, пока лестница, наконец, не заканчивается. Дальше осталось только пройти прямо, до самой двери, вот и все – выход. Осталось уже совсем чуть-чуть.

Дверь впереди прикрыта, Люси стала напротив, все равно не решаясь дернуть за ручку и, наконец, покончить со всем, что осталось, что было когда-то здесь. Осталось только легонько дернуть за ручку и уйти, как и планировалось раньше, но страх одиночества вновь обнимает ее за плечи, касается своими ледяными пальцами ее щеки и губ – от этого становиться не по себе. Людские крики уже еле слышно долетают до сюда и толком не понятно, что там твориться, но, наверное, стоит поторопиться.

– Люси, – рука девушки замирает в нескольких сантиметрах, так и не дотянувшись до ручки, а по всему телу тут же прошлась мелкая и довольно-таки неприятная дрожь. Не верить самой себе в какой-то степени глупо, но возможно, все же, что ей показалось или это вновь ее паранойя, ее болезнь, ее воображение. Вот оно, ее наказание – слышать их голоса, слышать его голос. На душе лишь на одно мгновение становится теплее, все-таки послышалось, за спиной ни шорохов, ни чьих-то шагов не слышно. Сейчас Люси просто радовалась, мысленно ликовала, что до сих пор помнила, не посмела забыть его голос. «Нацу» – только его имя заставляло улыбаться. Веселый, забавный, сильный, жертвенный, храбрый парень – ее друг. Вот только друг ли он был ей теперь?

Хартфилия криво усмехается – все-таки она медленно сходит с ума. Вот ее мания, ее паранойя, теперь их голоса, лица, силуэты, словно тени будут преследовать ее до конца дней, пока не закончится ее «вечность». Они все будут следовать за ней по пятам, напоминать ей обо всех ужасах, которые она учинила. Они будут показывать все ее ошибки, промахи, все то, в чем она только была виновата. Смерть могла бы облегчить все это, стать ее лекарством, она могла освободить Люси, но девушка решила, что должна, просто обязана, понести всю ту боль, которую когда-то принесла своим близким. То, что она жива, то, что она сейчас здесь – ее наказание.