Окутанная тьмой
Шрифт:
«Подумай о них об их счастье. Таким ты его видишь?»
Кровь, чей-то крик, боль, снова кровь.
«Таким? Таким? Таким?»
Они стоят и смотрят на все такими сияющими счастьем глазами, их губы вытянуты в искренние улыбки, застывшие на их лицах надолго. Они счастливы здесь, сейчас, именно в этот момент. Так почему она не может подарить им его навсегда? Отдать им их свободу? Пусть всегда улыбаются, пусть радуются всему на свете. Так наивно, искренне, по-детски, как им и положено.
«Пора»
Сердце в очередной раз сжимается – вот она безысходность, когда хочешь оставить все как есть, но не можешь. Знаешь, что это неправильно, что все должно быть по-другому. Руки предательски дрожат, белеют, когда Люси сжимает их в кулаки, пытается унять дрожь – не помогает. Сунет их в карманы,
«Говори»
– Если хотите, если так сильно скучаете, то можете сходить туда, я подожду здесь, – наклонившись к ним, тихо шепчет, заранее зная, что голос так же бы дрогнул, разбивая ее уверенность. Обе девочки замирают, не смеют обернуться, думают, что им послышалось или Люси просто шутит, смеется над ними. Но Хартфилия серьезна, смотрит так же пристально, строго, а ее лицо ничего не выйдет кроме внеземного спокойствия, как и всегда. – Я не шучу, – и тут же ей безумно хочется добавить, что да, она шутит, глупо, жестоко шутит, но Люси молчит. Не смеет сказать ни слова, она знает, что так правильнее. Девочки не замечают, что в конце ее голос все же дрогнул, будто не желая, чтобы она говорила это, они думают, решают что-то для себя, перешептываются, а Хартфилия не слушает, просто не хочет этого слышать. Хотелось прикусить себе язык, чтобы больше никогда не сметь говорить такие вещи, приносящие столько боли и отчаяния. Она не сомневается, что после всего, что было, они выберут гильдию и их выбор ей понятен. Тоска по дому, боль в сердце и желание вернуться сюда – все это было в них, это она дала им эти чувства, они не делись никуда до сих пор. – Идите уже, – злобно фыркает напоследок, лично подталкивая их туда своим напором, а они не смеют ослушаться. Бросают на нее косые взгляды и, наконец, поворачиваются в ту сторону, чтобы побыстрее дойти. Люси печально смотрит им в след. Она их не осудит, не упрекнет в своем выборе. Это не они бросают ее – это она бросает их.
«Наивные малышки»
Они убегают, даже не зная, вовсе не подозревая, что она уйдет сейчас же, в эту же минуту. Люси впервые за это время нарушит данное им когда-либо обещание – она не будет их ждать, она оставит их здесь, где все когда-то так красиво начиналось. Может это и жестоко, в какой-то мере, все же эгоистично, но их приключение закончилось, это его логический конец. Они будут здесь счастливее, им будет здесь лучше, им здесь рады. В гильдии им дадут намного больше, чем смогла бы дать она. Друзья, семья, образование, работа, любовь – она же может дать только боль и ненависть к кому-то. Она не может больше держать их рядом – птенчикам пора на волю, им пора домой.
«Все-таки я к ним привыкла»
Будет до жути непривычно бродить одной. Возможно, именно благодаря им она до сих пор не сошла с ума, слоняясь по свету. Их разговоры, их улыбки, их смех тянули ее вперед за собой, заставляли сражаться за них, оберегать. А теперь вновь тишина, вновь одиночество, вновь чувство вины и сожаления – как же все это достало. А девочки убегают все дальше, Люси уже потеряла их из виду. Печально прощаться с теми к кому так привык, в ком всегда нуждался, пускай и никогда не говорил об этом – просто боль, безостановочная, вечная. Девочки и не знают, что она уже давно нашла этого демона, он не прячется, не убегает, возможно, он просто не узнал в ней ту «фею» с праздника. Сегодня уже вечером Люси закончит это дело, поставит на этом городе жирный красный крест и вновь уйдет, вслед за своей целью. Ее уже никто не остановит, она больше никого не посмеет потянуть за собою во мрак. Девочки уже рядом с балконом – Люси так хорошо видит их отсюда. Маленькие, хрупкие, храбрые, но такие наивные.
– С вами было весело, прощайте, малышки…
В просторном лазарете, где в последний день уютно обосновались Полюшка и Шарли, как всегда неприятно пахло лекарствами, будто ты находишься в настоящей больнице. Но, как ни странно, за этот год Шарли уже давно привыкла и перестала обращать на это внимание. Девушка ловко собирала нужные пузырьки и коробочки в небольшой чемоданчик, ведь Полюшка-сама ушла куда-то и приказала ей дежурить на стадионе, Шарли не подведет ее. Это ее работа, ее
После того «дружеского, теплого» разговора она была сама не своя. Она высказала все, что было на душе, все до самой мелкой подробности. Она выпустила всю боль, всю ненависть, но сердце, не смотря на все ее ожидания, не «окаменело» как бывало раньше. Маска безразличия рассыпалась мелкими осколками, а камень в груди упал, канув в пропасть. Вместо радости от того, что наговорила столько вещей, она чувствовала только сожаление и беспомощность, зная, что ни за что не пойдет просить прощения. Она позволила себе слишком много, она сорвалась, будто нажав на какой-то рычаг и задела Локи за живое. Теперь, когда она более или менее успокоилась, осознала все, то не могла понять как смогла произнести такие слова, как могла сорваться так глупо, безостановочно, мерзко, что самой становилось противно, глядя в зеркало.
Больше не из чего было стоить образ «железной» леди, которой было все равно, которой было плевать на всех. Чувство вины – вот что она испытывала, стоило только поймать на себе обеспокоенный взгляд Локи, который с самого прихода на стадион бегал по поручениям МакГарден. Руки сами собой начинали дрожать, как и голос, стоило ей что-либо сказать. Хотелось в такие моменты сжаться, стать невидимой, лишь бы он не смотрел на нее так. Она чувствовала себя неуютно, некомфортно и слова не могла произнести, стоя рядом. Она оскорбила Локи, который был верен своей хозяйке, точно так же как и она Венди. Он потерял Люси, она потеряла лучшую подругу. Значит ли это, что в чем-то, но они похожи. Есть что-то общее, возможно, поэтому он не осуждает ее так, как она сама себя сейчас. Он знает, какого это, а она просто капризная девчонка.
– Шарли-сан, все хорошо? Выглядишь неважно, ты сильно побледнела, – девушка замерла, услышав этот голос за спиной, но бежать было не куда. Она обернулась. В глазах Локи не было ни насмешки, ни издевательства над ней, он смотрел обеспокоенно, даже с какой-то добротой и теплотой, будто они просто друзья, поссорившиеся на мгновение. – Ты ответишь, Шарли-сан? – Лев заботливо касается ладонью ее бледного лба, но температура, как ни странно, в норме. Теперь он точно уверен, что так ее гложет, что ее мучает. Мысли Шарли теперь совершенно спутались к один большой клубок, вручив ей в руку короткий конец нитки, которую ей в одиночестве не распутать никогда. Она оскорбила его, оскорбила Люси, себя выставила чертовой эгоисткой, а он переживает за нее, жалеет.
– Нет, Локи-сан, я в полном порядке. Прошу вас, не волнуйтесь. Я просто заработалась, – схватив дрожащей рукой собранный чемоданчик, она на ходу закрывает его и как можно быстрее торопится к двери. Щеки неизбежно краснеют, и она стыдливо прикрывает глаза рукой, совсем теперь себя не понимая. Как она посмела? Как у нее хватило сил? Как она вообще могла тогда сказать нечто подобное?
– Чувство вины, Шарли-сан, самая ужасная вещь в мире, которую я знаю. Я-то испытал ее на собственной шкуре, вот только знаешь ли ты о ней? Глупая Шарли-сан…
– Мама, мам, мамочка, смотри! – всеми силами пыталась привлечь внимание Биски Аска, перекрикивая все вопли на их балконе. Взрослые что-то решали, а на нее так и не обратили внимание. – Мама, смотри, Милианна опять сцепилась с Рокером, когда объявляли последние места! – выкрикнула девочка и Коннел обернулась, найдя дочь у самого края перил, за которые та, не страшась, держалась. Девочке может и весело, а вот сердце матери дрогнуло, чувствуя некую опасность. Подлетев к дочери, Биска подхватила ее на руки, все же посмотрев на стадион, где в это время в одном клубе дыма порой мигали конечности девушки-кошки и парня, который беспрерывно рычал.