Олегархат районного масштаба
Шрифт:
На последнем съезде товарища Пономаренко избрали Председателем Президиума Верховного Совета (вместо товарища Ворошилова), но с поста Первого секретаря ЦК КПСС его никто снимать не стал, так что концентрация власти у него получилась исключительно высокой. Законодательной власти, плюс мощные рычаги воздействия на власть исполнительную: хотя партия теперь официально занималась лишь «идеологической работой», все назначения на руководящие должности вплоть до должности председателя колхоза «Гадюкинские просторы» проходили под контролем партийных органов. Небольшим исключением были «закрытые города», подчиняющиеся Средмашу (их почти полную автономия еще Лаврентий Павлович пробил), а теперь еще и «специальные районы», подчиняющиеся Комитету по передовым технологиям. И если Пантелеймон Кондратьевич к Средмашевским городкам относился относительно
На самом деле товарища Пономаренко особо возможность «поруководить» не волновала, ведь вся «девятка» оборонных министерств (по сути дела Берией и созданная) работала в очень большой степени автономно — но в ЦК по крайней мере информация о том, чем там занимаются, поступала, и партия все же очень серьезно отслеживала (и направляла) их деятельность. Но вот чем занимается мой комитет, он просто не понимал поскольку никакой информации о его работе он не получал. Даже формально комитет подчинялся товарищу Патоличеву (как первому зампреду Совмина), но тому было вполне достаточно знать о финансовых результатах его работы: Николай Семенович знал, что больше девяноста процентов того, чем занимается Комитет, он просто в силу нужного (и очень специального) образования понять не сможет, а потому в глубину и не лез. Результат есть — и хорошо, а все остальное его интересовало постольку поскольку. Ну, периодически он интересовался тем, как мне удается так быстро «решать жилищную проблему» — главным образом для «перенимания передовых технологий» в этой сфере, но на этом его интересы и заканчивались.
А вот с точки зрения Пантелеймона Кондратьевича у меня «все делалось не так»: с его точки зрения сотрудники Комитета «слишком уж зажрались», причем за счет всего остального народа. И ведь формально он был прав — но я всегда была противником любого формализма, и мне нужно было объяснить товарищу, почему и как формальная правота превращается в свою противоположность. Правда, сейчас времена настали другие, идеологией в партии занимался не тупой фанатик вроде приснопамятного товарища Суслова, а человек совершенно вменяемый. Дед в свое время (сразу после войны) некоторое время проработал «рядом с товарищем Пономаренко» и мне о нем много успел рассказать. В том числе и то, что Пантелеймон Кондратьевич в состоянии признавать собственные ошибки и всегда очень внимательно выслушивает специалистов. Ну а я сейчас даже в его глазах была именно «специалистом», странным, непонятным, но приносящим результат специалистом, так что я надеялась, что договориться с ним у меня получится. Ну, по крайней мере, по основным пунктам — потому что у меня теперь было, что ему показать. Но все равно, к разговору следовало очень хорошо подготовиться…
Почему-то когда речь заходила о том, как хорошо было организовано народное хозяйство при Сталине, упор делается на то, что вот были в стране артели — и с товарами народного потребления все было прекрасно. Часто добавлялось, что вот восемьдесят процентов картошки стране давал частник со своего частного огорода, а восемьдесят же процентов одежды советскому народу шили частные артели. И цифры были не то чтобы неверными…
Широко известна так называемая «первая заповедь коммивояжера»: говори потенциальному покупателю правду и ничего кроме правды, но никогда не говори всю правду — и ты продашь ему что угодно. Так и тут: частник давал советскому народу примерно восемьдесят процентов картошки — из той, которая проходила через желудочно-кишечный тракт советских граждан. Но про то, что девяносто процентов выращенного картофеля потребляли не граждане, а промышленность, почему-то умалчивалось. Примерно то же самое касалось и одежды: советская промышленность массово шила на государственных фабриках мужские костюмы и в довольно приличном количестве мужские же рубашки — а вот женщины в большинстве своем одежду себе шили сами или заказывали в ателье. А почти все ателье в стране были как раз артелями, и получалось, что не восемьдесят процентов, но заметно больше половины женской верхней одежды действительно были продукцией артелей. Но почему в «разговорах о великом прошлом» слово «верхней» и тем более уточнение «женской» опускалось…
Но я вообще не об артелях разговаривать собиралась: в отличие от моего
— Добрый день, Пантелеймон Кондратьевич, я попросила встречи с вами чтобы прояснить один вопрос.
— Излагайте вашу просьбу.
— А вот просить я ничего и не собиралась, я всего лишь хочу рассказать, чем занимается КПТ.
— Да чего там рассказывать: вы разрабатываете вычислительную технику и организуете производство полупроводников. Неплохо, кстати, организуете, — и он кивнул на стоящий в углу кабинета новенький «музыкальный центр», производство которого было недавно налажено в Рязани.
— Так многие думают, но Комитет занимается совсем другими задачами. Полупроводники и вычислительные машины для нас — это всего лишь инструмент, и если бы он уже имелся, то мы и время тратить на эти разработки не стали бы. Но раз его не было, пришлось и инструмент самим для себя делать.
— Это как?
— Когда на Волоколамском авиазаводе делают для себя термопресс для изготовления деталей крыльев, никто же не говорит, что они занимаются производством станков: завод как делал, так и будет делать самолеты, а пресс — это всего лишь инструмент. Так и в Комитете: мы сначала сделали инструмент, а теперь его используем… пока для собственных нужд. Потому что инструмент получился… еще немного недоделанным, мы его доводим — и вот когда доведем, то все увидят, что Комитет делал не станок, а самолет.
— Вы разве авиастроением…
— Это я в продолжение рассказа про авиазавод. А про Комитет — мы занимаемся разработкой передовых технологий, но не технологий по выпуску какой-то продукции… то есть и ими занимаемся, но опять: все эти новые заводы — всего лишь инструмент для нас. И в значительной степени демонстраторы того, чем Комитет конкретно занимается. Вот об этом я и пришла вам рассказать.
— А зачем, интересно? Вы же отчитываетесь непосредственно перед товарищем Патоличевым…
— И снова нет: товарищу Патоличеву мы выдаем как раз продукцию наших заводов-демонстраторов.
— Демонстраторов чего?
— Демонстраторов передовых технологий в управлении. В управлении заводами, причем любыми, в управлении финансами… в управлении всем, чем угодно.
— А, вы об этом… слышал я уже: кибернетика, товарищ Глушков из Киева уже всем уши прожужжал о том, как вычислительные машины всем управлять будут.
— Этого болвана хорошо бы в Кащенко отправить на излечение, чтобы он умных людей наукообразными бреднями не смущал, а у меня Комитет совсем другими вещами занимается. Управлять всем могут только люди, но чтобы люди эти управляли чем нужно, грамотно, необходимо, чтобы они решения принимали на основании полной и достоверной информации. Простой пример: продукция артельного ателье третьей категории в Суходрищенском районе передается конечному пользователю сразу после ее изготовления, а продукция крупной швейной фабрики «советский большевик» месяцами по магазинам валяется.
— И что вы этим хотите сказать? — Пантелеймон Кондратьевич нахмурился.
— Я хочу сказать, что в районном ателье точно знают, чего желает потребитель — и выдают ему именно желаемое. А на фабрике никто даже примерно не знает, что нужно людям, и шьют то, что им по планам, из пальца высосанным, спустили сверху. Поэтому эффективность работы швеи-мотористки в мелком ателье вдвое выше, чем у такой же работницы на большой фабрике — но виновата-то в этом не работница, а неверная система управления. Если же систему управления наладить правильным образом, то на фабрике эффективность труда этой несчастной мотористки вырастет в разы и в разы же превзойдет эффективность артельной швеи. И ведь для этого немного и нужно: просто предприятиям задания требуется давать по выпуску того, что людям нужно здесь и сейчас.