Олимпия
Шрифт:
Сирена замолкает только когда Лима сворачивает направо. Квартал, где гоплиты убивают людей, к счастью, довольно далеко от ее дома. Сегодня ей повезло. Возможно, завтра жребий отправит охотников вообще в другой Блок. Чего ей, им всем, еще желать?
Лима думает об Агисе, вспоминая его красивое холодное лицо и его шрам. Где он теперь? Может быть, среди тех, кто принимает участие в новой расправе? С другой стороны, учитывая, что отряды охотников формируются случайным образом, Агис мог вообще не попасть ни в один из них. Желающих традиционно гораздо
Лима старается не думать о том, что происходит в какой-то сотне метров от нее. Она слышит приглушенный взрыв. Над крышами взмывает облако дыма. Вертолет, уходя от него, берет резко в сторону.
Бегущая по пустынным улицам, девушка останавливается на пару секунд. Ей хочется думать, что у гоплитов что-то пошло не по плану, но это наивное и детское желание быстро улетучивается.
Ей остается совсем немного. Лима преодолевает последние двадцать метров отчаянным спринтом, открывает дверь ключом и вбегает в дом.
– Папа!
Тишина. Лима закрывается изнутри. Тимея нет, он до сих пор в рейсе - и это хорошо, лучше и быть не может.
Убедившись, что все окна закрыты и шторы задернуты, девушка заняла позицию у одного из них. Это было лучшее место, с наибольшим обзором, но и оно не могло дать ей ни малейшего представления о происходящем.
Приглушенный шум вертолетов, отрывочные выстрелы, кажется, голоса, еще один взрыв. Словно там идет самый настоящий бой.
Лима повернула голову и уставилась на телевизор. Прямая трансляция! Добежав до него, она остановилась, не донеся руку до кнопки включения. Надо ли ей снова это видеть? Или все-таки? Рука сама двинулась, появилось изображение.
11
В кадре была олимпийка - красивая женщина, ведущая репортаж. Рядом с ней горбился тощий илот с лицом серого цвета и провалившимися глазами.
– Значит, вы думаете, это лучшая охота, какую вам приходилось видеть?
– спросила женщина. Дрон с камерой висел на уровне ее плеча, крупно снимая илота, у которого она брала интервью.
– Да. Я так считаю, - ответил серолицый человек.
– Отлично! Как мы можем видеть, наши доблестные гоплиты захватили врага и справедливо наказывают его за неповиновение.
На миг илот смотрит обезумевшими глазами в объектив, но камера быстро переключается на вид улицы.
Трупы лежат на окровавленном асфальте, рядом гоплиты с оружием.
– Смотрите, сейчас они выстрелят друг в друга, - говорит олимпийка, когда камера приближается.
Лиме не хочется смотреть, но она поддается обаянию абсолютного насилия, так искусно подаваемого устроителями шоу. Они умеют сделать из кадров простого убийства шедевр, одинаково с восторгом воспринимаемый и на вершине Олимпии, и у ее подножия. Лима часто слышала, как горожане с удовольствием обсуждали виденные по телевизору казни или сцены охот. Ее ужасало подобное отношение, но со временем, становясь старше,
Отец был прав, сказав, что очень трудно противостоять очарованию танца смерти. Лиме просто хотелось это увидеть. Одной смертью больше, одной меньше, сказала она себе.
Два мальчика лет одиннадцати-двенадцати стояли друг напротив друг с пистолетами в руках. Оба покрыты кровью, одежда разорвана. По команде одного из гоплитов подростки подняли оружие. Камера показала лицо одного из них - белую, мокрую от слез маску ужаса.
– Сейчас они выстрелят!
– с восторгом в голосе повторила олимпийка за кадром.
Гоплит взмахнул рукой. Два выстрела практически слились. Одному мальчику пробило голову, и он упал навзничь, взмахнув руками и потеряв оружие. Но его пуля достигла второго ребенка и попала в живот. Тот согнулся пополам, свалился набок и принялся с криком извиваться на нем под аплодисменты гоплитов и хохот репортерши. Мелькают счастливые, покрытые кровью лица охотников.
– Ну, с первой вылазкой покончено. Теперь ждем, что скажет нам жребий! В какой квартал мы пойдем на этот раз?
– В кадре ее лицо, светлые глаза, в которых одна жажда крови.
– Не переключайтесь! Немного терпения, и мы продолжим.
Лима тянет руку, чтобы выключить телевизор, но тут случается накладка, одна из тех, что нередко бывают в прямом эфире.
Камеру не выключили вовремя. На пару секунд она фиксирует, как серолицый илот бросается на олимпийку, размахивая руками. Он кричит, вопит, как безумный, и брызгает слюной.
Женщина отскакивает. У нее отличная реакция.
– Мои дети! Мои дети? это были мои дети!
– успевает разобрать Лима в потоке крика.
Олимпийка прерывает его атаку точным ударом в челюсть, а потом вытаскивает пистолет и стреляет в лицо.
Лима выключила телевизор, забралась в кресло и подтянула колени к груди, стараясь стать как можно меньше.
Лучше было бы исчезнуть совсем.
12
Тимей вернулся через час после окончания первого нападения. Вошел в дом, словно ни в чем не бывало, закрыл дверь.
Лима, задремавшая в своей кровати под пледом, встала и пошла спросить, не нужно ли ему чего-нибудь. Отец поинтересовался, как прошел ее день, как дела у Полифема, при этом улыбался, точно фарфоровая кукла, и взгляд его был пустыми.
Он не спросил, почему у нее опухшие красные глаза. Когда наступил момент, после которого Тимея перестали интересовать подобные мелочи?
Лима делала все, чтобы разрядить напряженную обстановку. Даже шутила, очень неуклюже, и постоянно испытывала стыд от своих наивных попыток.
Она соорудила ужин - давным-давно ничего свежего, одни концентраты. Отец ел, шаря взглядом в пустоте. Лима, склонившись над тарелкой, тщетно искал повод расшевелить его. Наконец, выдавала:
– Ты бы мог уйти из Города?