Опасная обочина
Шрифт:
— Что это с ней? — спросил Смирницкий, поздоровавшись со всеми за руку.
— Да плашка [6] у нее не пошла во вчерашнем номере, — ответил зам секретаря. — Шеф снял.
— Чуть не убила, — сказал Смирницкий.
— Такая убьет, — подтвердил зам отсека [7] . — Я ей говорю: шеф снял, а она говорит: нет, вы; я ей говорю: абстракция, а она говорит: современно; я ей говорю: газета, а она говорит: паршивая многотиражка. Ну что ты скажешь?
6
Плашка —
7
Отсек — ответственный секретарь.
Виктор слез со стола и пошел к шкафу. Он был спецкором при главном редакторе, но держался со всеми ровно, дружелюбно и по-товарищески. А спецкор при главном редакторе — не просто корреспондент, а «перо», пользующееся особым доверием.
— Не бери в голову, старик, — сказал он, возвращаясь. — Женские слезы — не слезы. Другое дело, когда мужчина плачет. Подумаешь, плашка…
— Тоже верно, — вздохнул зам секретаря. — У меня однажды подвал сняли, так я хоть бы слово сказал.
Виктор открыл кейс, достал оттуда несколько листков и положил на стол.
— Сдаю.
— Как всегда, нормально?
— Думаю, да.
— Ну и тащил бы сразу в машбюро, чего это нам мудрить?..
— Лучше прочти, мало ли что.
Это был не то чтобы реверансов сторону секретариата, но подчеркнутое соблюдение редакционного этикета. Зам ответственного секретаря подобную деликатность оценил.
— Тогда я прямо сейчас прочту. Кстати, в буфете хорошие сигареты появились. Хочешь, сходи.
— Дело.
Смирницкий вышел из секретариата, но отправился не в буфет, а в отдел писем, который находился этажом ниже.
Виктор в отличие от некоторых своих старших собратьев по перу, умеющих придумывать тему, а потом выкачивать из нее все, полагал, что настоящая главная тема — Тема с большой буквы — может прийти, только из жизни. Не надо ее придумывать, потому что, как бы она ни была разработана, как бы мастерски ни написана, все равно из публикации будут выпирать эстетичность и мастерство, а сама жизнь окажется на втором плане.
У него была своя идея: Тема может прийти к нему вместе с посетителем, или, что более вероятно, в обыкновенном почтовом конверте, украшенном обыкновенными почтовыми штемпелями.
Вот почему Виктор Смирницкий направлялся сейчас в отдел писем. Он давно уже попросил учетчицу поступающей корреспонденции Аллочку отбирать для него самое интересное. И на этот раз в его кармане лежала традиционная шоколадка, поскольку Аллочке было всего девятнадцать лет.
Раньше он еще спрашивал, есть ли что-нибудь для него, но сейчас Аллочка просто протянула ему несколько писем, а он положил «Аленушку» рядом с учетными карточками. Конечно, это была не взятка, это был знак внимания: причем следует заметить, что Аллочка терпеть не могла любой шоколад, в том числе и «Аленушку», но к знакам внимания Виктора Смирницкого
Виктор взял письма, они понимающе улыбнулись друг другу, и он направился в угол к огромному кожаному креслу, неизвестно как сохранившемуся в этой модерновой, приспособленной для плодотворной работы комнате. Кресло было реликвией. Поговаривали, что еще шесть или семь главных редакторов назад оно стояло в этом же кабинете.
Виктор уселся поудобнее, положил пачку писем на широкий подлокотник и принялся за чтение. Некоторые он просто проглядывал, некоторые читал внимательно и до конца. И вот, наконец, осталось одно-единственное, видимо, Аллочка не случайно положила его последним. Смирницкий сразу почувствовал: что-то есть. Нет, даже не что-то — просто есть, есть безусловно, безоговорочно… Неужели — Тема?
Он быстро поднялся и подошел к столу учетчицы.
— Аллочка, эти я возвращаю, а это запишите за, мной.
— Хорошо, Виктор Михайлович. Что-нибудь интересное?
Он задумчиво постучал листками по ладони левой руки.
— Кажется, да…
Она улыбнулась и снова порозовела.
— Я так и знала, что именно это вы и выберете.
Он улыбнулся ей в ответ:
— Большое спасибо. — И пошутил: — Гонорар пополам, разумеется, в случае удачи… Что ж, пойду проситься в командировку.
Аллочка как-то странно на него посмотрела:
— Виктор Михайлович, а разве вы не заметили, что… письмо анонимное?
Смирницкий чуть не подпрыгнул.
— Как?!
— Там ни адреса, ни фамилии, только инициалы… — тихим голосом произнесла учетчица и так приподняла худенькие плечи, словно в этом была виновата она.
Виктор взглянул на конверт — ничего, заглянул в конец письма — только инициалы. Тогда он пробежал письмо снова, надеясь найти зацепку, и… кажется, нашел. Под сильной настольной лампой он медленно поворачивал конверт, читая штемпели. Один из них, тот, который ему был нужен, оказался слабо пропечатанным…
— Ни у кого нет лупы?
Пожилая сотрудница Калерия Ивановна протянула ему свои очки с толстыми стеклами:
— Это получше любой лупы будет.
Он снова устроился под лампой и сразу же все прочел.
Аллочка все еще чувствовала себя неловко.
— Виктор Михайлович, — сказала она, — а может быть, и анонимное пригодится. Ведь пишут же статьи по анонимным письмам, я сама читала…
— Недостоверно, — нахмурился Смирницкий. — Анонимное письмо можно написать себе самому и самому же на него ответить. Дешевый прием. Настоящий материал всегда требует настоящей основы. Люди должны где-то жить, работать, короче — должны быть конкретны.
Да-а, не случайно этот корреспондент был специальным при главной редакции…
Виктор вернул очки Калерии Ивановне и уже от дверей по-дружески подмигнул учетчице писем:
— И все-таки большое спасибо, Аллочка. Мне кажется, можно найти этого анонима. Так даже интереснее…
В секретариате его ждали.
— Прочел, — сказал зам ответственного секретаря. — По-моему, блеск. Уже отдал на машинку, ни одной запятой не поправил. Ну как, доволен?
— Конечно, — скромно кивнул Смирницкий. — Спасибо.