Опекун для юной девы
Шрифт:
— Хватит, Аршез, — мужской голос прозвучал спокойно, но очень холодно, и его руки плетьми упали вниз, а сам он замер, не в силах пошевелиться.
На то, чтоб осознать произошедшее, Ане понадобилось еще несколько секунд. Затем она медленно отстранилась, с недоумением глядя на замершего Аршеза. Вспомнила, что они не одни, повернула голову… И, вспыхнув от смущения, отскочила к окну.
— Простите, — несколько нервно одернув платье, она обхватила себя руками крест-накрест и в панике смотрела на Рината. И как она могла забыть о нем? Как могла позволить себе в его присутствии?.. Да как она вообще могла?..
— Все
— Я смог бы остановиться и сам! — получивший возможность двигаться, Аршез выпрямился в кресле, яростно буравя глазами Древнего.
— Не факт. А проверять не хотелось, — спокойно отозвался тот. — Идем лучше ужинать. Проблемы, насколько я вижу, больше нет?
— Есть, — Ар встал из кресла и, бросив Верховному предупреждающее: «я себя контролирую!», подошел к Ане. — Прости меня, — попросил негромко, осторожно обнимая за хрупкие, чуть дрожащие плечи и касаясь виском виска.
Она покивала — часто и немного нервно — и склонила голову, пряча лицо у него на груди. Он осторожно провел рукой по ее волосам. Почувствовал, что даже от этого простого жеста, от ее доверчивой близости, от ее запаха, такого сильного сейчас, когда она растревожена, от умопомрачительного вкуса ее крови, в нем опять поднимается желание, дикое, почти не контролируемое уже.
— Мне дейссссствительно лучше выйти. Просссти, — стремительно оторвавшись от нее, он вылетает прочь.
Риньер переводит взгляд с девочки на забытый Аршезом стакан с соком Древа. Увы, чуда не произошло. А как сладко было надеяться… Он взял стакан, чуть поболтал, любуясь, как голубоватые ниточки силы переливаются в хрустальном обрамлении воды. И вылил в распахнутое в сад окно.
— Зачем? — ахнула на это девочка. — Вы же говорили… лекарство.
— После крови? Уже нет, моя хорошая, это вещи несовместимые, — он вздохнул. — Да и не нужно теперь ему, ты сама на него, как лекарство подействовала. Идем, покажу тебе твою спальню.
— Спальню? — чуть нервно хмурится Аня.
— Не переживай, она сразу за стенкой. Ты будешь чувствовать Аршеза, так же, как и он тебя.
— Да нет, я… Просто не думала, что мы тут останемся на ночь.
— Завтра с утра я везу вас в школу, ты не забыла? Так зачем вам сейчас куда-то уходить, а потом возвращаться? Располагайся, — он открыл перед девочкой дверь ее комнаты, пропуская вперед. — И ты все же подумай, Ань. О том, чтоб остаться в школе. Аршез хороший мальчик, я с этим не спорю. Но надо ли тебе так спешить? Страсть будет только усиливаться. Будь он человеком, в этом не было бы ничего плохого. Но он вампир, Аня. С ним ты рискуешь здоровьем.
Она кивнула, слишком смущенная, чтобы ответить, и Риньер наконец оставил ее одну. Надо было еще проверить, как там мальчик. Да и сам он ведь так и не поужинал. Впрочем, в том, что на этот раз с едой у Аршеза проблем не будет, он практически не сомневался.
Но как же все-таки жаль… Он почти поверил…
* * *
Аршез пришел, когда Аня уже легла. Сначала она хотела его дождаться, но усталость взяла свое, день был, все же, излишне насыщенный. К появлению в доме «гостей» Ринат был готов даже лучше, чем Ар: в комнате Аню ждали не только халат и тапочки, но и ночнушка, длинная и не слишком открытая, вот только
— Как ты, маленькая моя?
— Ничего, — она взглянула на него огромными, немного растерянными глазами. — Тебе уже лучше?
— Да, малыш, все хорошо, — он осторожно протянул руку и поправил ей прядь волос, упавшую на лицо.
— Ринат сказал, это все из-за дерева…
— Ринат сказал… — он вздохнул, устало улыбаясь. — И что там с деревом? Я потревожил его, и за это оно наслало на меня страшные кары? Все же Древние — неисправимые сказочники…
— А ты совсем ему не веришь? — огорчилась Аня.
— Ну почему… верю, — был вынужден признать Аршез. — Не в древесные байки, конечно. Но в то, что он желает тебе добра, после случившегося верю точно.
— А я — нет! — Аня вновь вспомнила это «случившееся». Рината, который, вместо того, чтобы отвернуться, нависает над ними в самый интимный момент. То, как он обездвижил Ара, велев прекратить, словно они — младенцы неразумные. Свой стыд, страх, горечь неудовлетворенных желаний.
— Он страховал тебя, ребенок. Видел, что со мною не все в порядке, и страховал. Ему было не все равно, понимаешь? Я ведь не отдал тебя ему, наговорил… нахамил, практически. Он мог бы просто в стороне постоять, посмотреть, чем дело кончится, а потом сказать с умным видом: «ну видишь, я ж говорил». А он страховал. Чужую девочку. В нарушение всех гласных и негласных законов, в открытую превышая свои полномочия…
— Что?.. — нахмурилась Аня. И продолжила значительно тише: — Спасибо, что ты мне напомнил, кто я в глазах закона. То есть, по правилам, ты мог убивать меня, а он все равно не должен был вмешиваться?
— Да, — со вздохом признал он. — Но ему было наплевать на правила, понимаешь? Ты для него не вещь, не собственность… А я, если честно, впервые вижу Древнего, который бы так относился к людям. Они эти правила сами выдумали, они им следуют.
— И много ты знаешь Древних?
— Достаточно.
Они помолчали. Он впервые подумал о том, что, возможно, Верховный прав, и его закрытая школа — лучший для нее выход. Жить с неуравновешенным вампиром, который то жаждет до потери рассудка, то тошнит от вкуса еды, слишком опасно. Тем более, он так и не понял, что это было, и нет никаких гарантий, что приступ не повторится.
А Аня опять споткнулась о возраст.
— Ар, — позвала неуверенно.
— Да, малыш.
— А тебе правда… триста лет? — не думать об этом не получалось. И каждое его «малыш», «маленькая», «ребенок» теперь больно резало слух, отталкивая ее от него, казалось, на другую сторону пропасти.
— Риниеритин сказал?
— Да… Так это правда?
— Правда, ребенок. Не пугайся, это не много. Мы просто живем гораздо дольше, чем люди. Очень медленно взрослеем, у нас даже совершеннолетие только в двести лет наступает…
— И все равно, ты после своего совершеннолетия уже целых сто лет прожил, — расстроено перебила его девочка. — И все у тебя в жизни уже было. А я…
— А тебя в моей жизни еще не было, — уверенно перебил ее Аршез. — Триста лет ждать пришлось, когда ты придешь. Только обрадовался, что дождался, а теперь опять… уходишь. И опять мне тебя ждать…