Опричнина
Шрифт:
Впрочем, и это объяснение не единственно возможное. Обращает на себя внимание дата документов, относящихся к землевладению Житовых, — 1568/69 и 2 июля 1569 г., т. е. канун расправы с князем Владимиром Старицким. Не исключено, что именно в это время Старица и сделалась опричной.
В мае 1569 г. царь Иван выдал жалованную тарханно-несудимую грамоту Успенскому Старицкому монастырю на его владения в Старицком, Кашинском, Тверском, ВБельскомельском и Клинском уездах [1698] . Старица здесь фигурирует среди вполне земских уездов, а самую грамоту подписал дьяк Юрий Сидоров, который во всяком случае до июня 1569 г. опричником не был (он служил в январе — июне 1569 г. в Пскове), а более поздних сведений, кроме записи в синодиках, о нем не сохранилось [1699] . Ведал Успенским монастырем Большой дворец («А оприч Болшаго дворца в Старице и по иным городом не судят их ни в чем»). Старица, следовательно, до мая 1569 г. в опричнине еще не была. Во всяком случае, в 1566 г. она, вероятно, еще не входила в государев удел, ибо размежевание старицких земель в это время производил вполне земский боярин И.П. Федоров [1700] . В пользу этого предположения можно привести и еще один факт. В Старицу выселен был (до 2 октября 1567 г.) из опричного Можайского уезда Я.М. Кишкин, позднее переселенный на Белоозеро [1701] . Следовательно, Старица некоторое время была земской.
1698
ГКЭ. Симбирск. № 23/11663; Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI в. Ч. II. // АЕ за 1960 г. N2 930.
1699
Веселовский
1700
СГГД. Ч. 1. № 187; см.: Кобрин В.Б. Две жалованные грамоты. С. 313.
1701
Садиков П.А. Из истории опричнины XVI в. № 21, 24. С. 215–216.
В пользу того предположения, что Старицкий удел вошел в опричнину только в 1569 г., можно привести и некоторые другие доказательства. Боярин князя Владимира Андреевича (во всяком случае до 1564 г.) князь Петр Данилович Пронский и его брат Семен стали опричниками, по изысканию В.Б.Кобрина, около 1568–1569 гг. [1702] Дворецкий (до 1564 г.) и родственник старицкого князя Андрей Петрович Хованский стал опричником в первой половине 1570 г. [1703] В 1570 г. в опричнину вошел Никита Романович Одоевский, шурин князя Владимира [1704] . Переход в опричнину около 1568–1570 гг. крупнейших представителей старинной аристократии нельзя объяснить только казнью князя Владимира (они уже давно не служили ему), а следует связывать с распространением опричных порядков на Старицу.
1702
Кобрин В.Б. Состав… С. 67.
1703
Кобрин В.Б. Состав… С. 83.
1704
Кобрин В.Б. Состав… С. 53.
Все это, конечно, не означает, что уже после 1566 г. в Старице не могли быть испомещены опричники. Факты такого рода известны. Так, Генрих Штаден получил свое первое старицкое поместье — сельцо Тесмино, ранее принадлежавшее одному из дворцовых людей князя Владимира Андреевича, вскоре по прибытии в Москву [1705] .
Штаден рассказывает о «чуме» в Москве, о своих частых встречах с царем и о том, что, когда «великий князь взял в опричнину Старицу», ему передали «все вотчины и поместья князей Depelenski» [1706] . Значит, как будто и Старица, по Штадену, взята была в опричнину не сразу, а через некоторый промежуток времени. Поэтому ее переход в государев удел можно отнести ко времени последней опалы на князя Владимира Андреевича.
1705
По наблюдению Р.Г. Скрынникова, Штаден получил Тесмино еще до высылки турецкого посла М. Чилибея из Москвы (Скрынников Р.Г. Начало. С. 355–356).
1706
Штаден. С. 125, 130, 134–135. Неясно, о каких князьях идет речь. И.И. Полосин по созвучию полагал, что, возможно, это были Оболенские (Там же. С. 166). В то же время в Дворовой тетради среди детей боярских по Старице числились князья Андрей и Василий Константиновичи Прон-ские, родичи В.Ф. Рыбина-Пронского, казненного в 1566 г.
Наконец, в опричнину после новгородского похода царя Ивана в феврале 1571 г. взяли Торговую сторону Великого Новгорода и две пятины — Бежецкую и Обонежскую [1707] . Этому предшествовал еще весной 1570 г. вывод опричных людей из земских пятин Новгорода [1708] . После включения Бежецкой и Обонежской пятин в состав опричнины оттуда выселили тех, кого Иван IV не счел возможным включить в оп ричнину [1709] .
1707
Это произошло после приезда в Новгород опричных дьяков С.Ф. Ми-шурина и А.М. Старого-Милюкова. В летописи говорится: «Торговую сторону взял в опришную, две пятины, Обонескую да Бежицкую пятину, царь государь пожаловал» (НЛ. С. 104–105).
1708
Самоквасов Д.Я. Указ. соч. Т. II, ч. 2. С. 50
1709
ПКМГ. ч. 2, отд. I. С. 540, 550 и др.
П. А. Садиков считает, что в опричнину вошла также Шелонская пятина Новгорода (во всяком случае Псковское окологородье) [1710] . Он при этом ссылается на отрывок из шелонской писцовой книги 1576 г., где описываются владения Ивана IV как «московского князя» [1711] . Но это наблюдение относится к другому времени и связано с поставлением на престол Симеона Бекбулатовича в 1575/76 г. В 1571 г. Шелонская пятина еще не входила в опричнину. В писцовой книге за этот год мы находим несколько единообразных записей об опустевших деревнях лиц, взятых в опричнину. Например: «Были те деревни в поместье за Петром Гавриловым сыном Шулепникова, а Петр взят в государеву опришнину» [1712] . Все эти записи относятся к Лосицкому погосту, который, следовательно, в опричнину не попал.
1710
Садиков П. А. Очерки… С. 176, 190.
1711
НПК.Т.У. Стб. 571.
1712
НПК.Т.У. Стб. 508. Ср. стб. 509,512. Вопрос о датировке книги сложен. В ней есть запись о смерти одного помещика в поветрие 7080 г., т. е. 1571/72 г. (Там же. Стб. 539). А.М. Андрияшев считает это известие позднейшим дополнением (Андрияшев А.М. Материалы по исторической географии Новгородской земли. М., 1914. C. XVI). В 1572/73 г. в Шелонской пятине Образцом Барановым описывались земли в Поозерье (ЦГАДА. Писцовая книга. № 706. Л. 55-106; Милюков П.Н. Организация прямого обложения // Отчет о 33-м присуждении наград графа Уварова. СПб., 1892. С. 186). Не имеет ли отношение к этому описанию и текст, опубликованный в пятом томе «Новгородских писцовых книг»?.
Таким образом, в 1569–1571 гг. в опричнину были включены частично Белоозеро, вероятно, Старица и две новгородские пятины. Это распространение опричных порядков на территории, которые в Москве рассматривали как основную базу возможных антиправительственных движений, сопровождалось выселением оттуда служилых людей, не облеченных доверием царя Ивана IV [1713] .
Еще С.Ф. Платонов утверждал, что «в центральных областях государства для опричнины были определены как раз те местности, где еще существовало на старых удельных территориях землевладение княжат» [1714] . Этот же тезис фактически повторил П.А. Садиков [1715] . Однако он вызвал справедливые возражения Г.Н. Бибикова [1716] и С.Б. Веселовского [1717] . Наблюдения С.Ф. Платонова и П. А. Садикова основывались на летописном изложении указа 1565 г., сбивчивых показаниях иностранцев и на разрозненных актовых материалах. Решающий же источник для изучения этого вопроса — писцовые книги — долго оставался вне поля зрения исследователей. Уникальные казанские и свияжские, а также ярославские писцовые книги времен опричнины в сопоставлении с другими материалами позволяют внести существенные коррективы в схему С.Ф. Платонова и П.А.Садикова. Вывод об антикняжеской или антибоярской направленности земельной политики в годы опричнины не может быть признан верным. При создании опричной территории царь отнюдь не мыслил забрать к себе в государев удел земли, где было бы распространено княжеское землевладение [1718] . Наличие фонда черных, дворцовых и других земель, годных для обеспечения опричного корпуса, рассматривалось правительством в качестве основного условия для отбора их в опричнину Конфискация вотчин многих ростовских, ярославских, стародубских и других княжат (проведенная главным образом весной 1565 г.) имела чисто политические цели. И хотя она приводила к серьезным экономическим последствиям для этих землевладельцев, она отнюдь не подорвала социально-экономические основы могущества феодальной аристократии. Число княжеско-боярских земельных владений в XVII в. было не меньше, чем в XVI в. Будучи направлена своим острием против удельных пережитков, опричнина в 1569–1571
1713
С.Б. Веселовский обратил внимание на то, что из новгородцев в синодиках больше всего упоминается помещиков Бежецкой пятины.
1714
Платонов С.Ф. Очерки… С. 109, 110. Платонов кроме ссылки на состав опричной территории приводит следующий текст Флетчера: царь, «овладев всем их (удельных князей. — A3.) наследственным имением и землями… дал им другие земли на праве поместном…которые находятся на весьма дальнем расстоянии и в других краях государства» (Флетчер. С. 32). Но Флетчер в данном случае говорит не о составе опричной территории, а о выселении потомков княжат из своих старинных вотчин. Это не одно и то же.
1715
Садиков П. А. Очерки… С. 50, 51.
1716
Бибиков Г. Н. К вопросу о социальном составе опричников Ивана Грозного // Тр. ГИМ. Вып. XVI. 1941. С. 13.
1717
Веселовский С.Б. Учреждение…С. 88–91.
1718
Ю.Г. Алексеев во всяком случае доказал, что в Переславском уезде крупная боярская вотчина как таковая сохранилась в более позднее время (Алексеев Ю.Г. Аграрная и социальная история Северо-Восточной Руси XV–XVI вв. М.; Л., 1966. С. 221).
1719
Имея в виду выселения в Поволжье, Р.Г. Скрынников пишет, что «опричная земельная реформа, проведенная в самом начале опричнины, знаменовала собой подлинное крушение родового землевладения феодальной аристократии» (Скрынников Р.Г. Опричная земельная реформа… С. 348; Он же. Начало. С. 298). Это, конечно, преувеличение. Основная масса выселенцев ровно через год была амнистирована и получила старые или новые владения в центре Русского государства (в Казани, по данным самого Скрынникова, уже к осени 1566 г. осталось только 42 «новых жильца» из 188 выселенцев).
Уже январский указ 1566 г. предусматривал создание опричной гвардии из «князей и дворян и детей боярских дворовых и городовых» [1720] . Это войско должно было служить надежной опорой царя при искоренении крамолы.
Сразу же вслед за возвращением в столицу из Слободы и после первых опричных казней царь распорядился «выписать в Москву всех военных людей областей Суздаля, Вязьмы и Можайска» [1721] . Речь, следовательно, шла о том «переборе людишек» на опричной территории, который был предусмотрен указом 1565 г. Смотр производили наряду с царем опричный боярин Алексей Басманов, оружничий Афанасий Вяземский и думный дворянин Петр Зайцев. В опричнину, по словам Таубе и Крузе, зачислялись те, против кого у царя «не было подозрения и кто не был дружен со знатными родами» [1722] . Опричник давал особую клятву верности царю (вероятно, по типу крестоцеловальных записей губных и земских старост и целовальников) [1723] . Смотру подвергалось служилое население не только опричных, но и других районов Русского государства. Вероятно, на один из таких смотров (после 11 марта 1565 г.) направился вотчинник Костромского уезда Иван Ильин сын Матафтин («по государеве присылке к Москве, что велено быти детем боярским, служилым и неслужилым») [1724] .
1720
ПСРЛ. Т. XIII, 2-я пол. С. 395. В.Б. Кобрин не без основания предполагает, что ядро этого войска составил тот выбор «изо всех городов, которых приобрел государь быти с ним» во время декабрьского выезда из Москвы 1564 г. (Там же. С. 391); Кобрин В.Б. Социальный состав опричного двора: Автореф. канд. дис. М., 1961. С. 7).
1721
Таубе и Крузе. С. 35.
1722
Таубе и Крузе. С. 35.
1723
Об этом пишет (кроме Таубе и Крузе) Г. Штаден: «Они целовали крест, что не будут заодно с земскими и дружбы водить с ними не будут» (Штаден. С. 86. Ср. с. 96).
1724
Садиков П.А. Из истории опричнины XVI в. № 1. С. 181.
Для того чтобы опричников по внешнему виду можно было отличить от земских, им предписывалось носить особую одежду: «Пехотинцы все должны ходить в грубых нищенских или монашеских верхних одеяниях на овечьем меху, но нижнюю одежду они должны носить из шитого золотом сукна на собольем или куньем меху». Кроме того, во время езды опричники должны привязать собачьи головы на шее у лошади и шерсть на кнутовище. «Это обозначает, что они сперва кусают, как собаки, а затем выметают все лишнее из страны». Из пехотинцев также царь создал «особую опричнину, особое братство», которое царь учредил для карательных экспедиций [1725] .
1725
Таубе и Крузе. С. 38–39. Автор Пискаревского летописца также пишет, что царь «ходиша и ездиша в черном и все люди опришницы, а в саа-дацех помяла» (Пискаревский летописец. С. 79 [ПСРЛ. Т. 34. С. 1901]). Царь, по словам Шлихтинга, «надевает…черное и мрачное монашеское одеяние», которое «подбито козьими мехами». По его примеру и другие «старейшины» принуждены носить такое же платье (Шлихтинг. С. 27); «Опричные должны были носить черные кафтаны и шапки и у колчана, куда прятались стрелы, что-то вроде кисти или метлы, привязанной к палке» (Штаден. С. 86). Ричард Джемс также говорит, что опричники «ходили в особом наряде» (Ларин Б.А. Русско-английский словарь-дневник Ричарда Джемса (1618–1619). С. 188–189). О вещественной символике опричнины см.: Полосин И.И. Социально-политическая история России XVI — начала XVII в. С. 150–155.
Ханжески показное смирение, заимствованное из быта осифлянских «общежительных монастырей», сочеталось в опричнине с безудержной жаждой стяжательства, с насилиями, оргиями и развратом. Иван Грозный создал в Александровой слободе своего рода монашеское братство (орден). Всех своих сподвижников он называл «братией», так же как и они именовали его не иначе как «брат». В этом «братстве» царь разыгрывал роль игумена, Афанасий Вяземский — келаря, Малюта Скуратов — пономаря. Вся «братия» должна была носить специальное оружие — заостренные монашеские посохи и длинные ножи, спрятанные под верхней одеждой [1726] .
1726
Шлихтинг. С. 27; Таубе и Крузе. С. 40.
Для понимания классовой сущности и политической направленности опричнины необходимо выяснить социальный состав опричного войска.
Некоторые иностранные очевидцы сообщают, что царь набирал опричников «из подонков» [1727] , из дерзких и жестоких головорезов «очень низкого происхождения» [1728] , «подчас крестьянского рода» [1729] . Им, как это ни странно, вторит и сам царь Иван, писавший в 1574 г. опричнику Василию Грязнову: «Мы и вас, страдников, приближали, хотячи от вас службы и правды» [1730] . Но гораздо более правдоподобно известие Флетчера о том, что к опричным людям «принадлежали те из лиц высшего сословия и мелких дворян, коих царь взял себе на часть, чтобы защищать и охранять их, как верных своих подданных» [1731] . При этом, судя по Штадену, «князья и бояре, взятые в опричнину, распределялись по степеням не по богатству, а по породе» [1732] .
1727
Шлихтинг. С. 19. Царь, по Горсею, «оказывал покровительство всякому сброду, распущенной военщине, какую только мог выкопать на поругание высшему дворянству» (Записки о Московии XVI в. сэра Джерома Горсея. С. 26 [Горсей. 1990. С. 55. Перевод иной]).
1728
Таубе и Крузе. С. 39.
1729
Таубе и Крузе. С. 35.
1730
ПИГ. С. 193.
1731
Флетчер. С. 31.
1732
Штаден. С. 86.