Опричнина
Шрифт:
Примерно в то же время был пострижен в монахи опричный боярин И.Я. Чеботов. Опала постигла его, вероятно, в связи с близостью к старицкому дому: его родственница Марфа Жулебина была боярыней княгини Ефросиньи и казнена вместе с нею [2231] .
Все эти казни и опалы для москвичей явились полной неожиданностью. Еще недавно погибшие приказные люди были всесильными правителями. Только 12 июля от имени печатника И.М. Висковатого и бояр посылалась грамота польско-литовским послам о полоцких рубежах [2232] . 24 июня он вел переговоры с Яном Кротовским [2233] . За два дня до этого на очередной встрече с представителями Речи Посполитой кроме Висковатого присутствовал и дьяк Василий Степанов [2234] . Фуников, Висковатый и Васильев вели в начале июня переговоры со шведскими послами [2235] . Апрелем 1570 г. датируются последние грамоты, подписанные Василием Степановым и Иваном Булгаковым [2236] .
2231
Последний раз И.Я. Чеботов упоминается в мае 1570 г. (Сб. РИО. Т. 71. С. 666; ср.: Кобрин В.Б. Состав… С. 83–84; Веселовский С.Б. Синодик… С. 383, 467–468).
2232
Сб. РИО. Т. 71. С. 747–748.
2233
Сб. РИО. Т. 71. С. 720.
2234
Сб.
2235
Сб. РИО. Т. 129. С. 183–190.
2236
О Висковатом, Булгакове, Степанове и Фуникове см.: Веселовский С.В. Синодик… С. 362, 366–367, 404–405, 448–449.
Московскую трагедию лета 1570 г. помнило не одно поколение русских людей. В летописях, исторических песнях и повестях слышатся отзвуки страшных событий, происшедших на Поганой луже [2237] . Д.Н. Альшиц нашел небольшую повесть о казни торгового человека Харитона Белоулина «на пожаре» в Москве, когда было «уготовлено 300 плах» [2238] . Повесть, конечно, фольклорного происхождения. Возникла она не ранее начала XVII в. и содержит много анахронизмов. Казнь в ней датируется 1574 г. и связывается с гибелью царевича Ивана Ивановича; ее место названо ошибочно. Но сама обстановка казней 1570 г. передана в повести очень выразительно.
2237
В житии ростовского юродивого Третьяка Артемия рассказывается о том, как «по пророчеству его» пришла из Москвы весть, что Иван Грозный «боляр своих и ближних и диаков казнил многими различными муками два ста человеков» (ГИМ. Милютинские Четьи минеи. Август. Л. 1448 об.). С благодарностью вспоминаю покойного И.У. Будовница, обратившего наше внимание на этот факт.
2238
Альщиц Д.Н. Древнерусская повесть про царя Ивана Васильевича и купца Харитона Белоулина // ТОДРЛ. Т. XVII. 1960. С. 257.
Задумываясь о причинах июльских казней, исследователь невольно встает в тупик перед рядом трудностей. Современники говорили, что царь «тотчас по отъезде Магнуса обезглавил многих бояр, а многих задержал за то, что они составили заговор против его жизни» [2239] . Обычно историки, пишущие об июльских казнях, связывают их с новгородским походом царя [2240] . Основанием для этого являлись упоминания описи Посольского приказа 1626 г. о хранившемся там списке «из изменного дела 78-го году на ноугородцкого архиепискупа на Пимина, и на Новгородцких дияков… как они ссылалися к Москве з бояры с Олексеем Басмановым, и с сыном ево с Федором, и с казначеем с Микитою с Фуниковым, и с печатником с Ываном Михайловым Висковатого, и с Семеном Васильевым сыном Яковля, да з дьяком с Васильем Степановым, да с Ондреем Васильевым, да со князем Офонасьем Вяземским о здаче Великого Новагорода и Пскова». Заговорщики хотели якобы царя «извести, а на государство посадити князя Володимера Ондреевича» [2241] . Не все, однако, из упомянутых лиц, пострадали в июле 1570 г. Так, боярин С.В. Яковля упоминается еще в марте 1571 г. [2242] , 26 августа 1570 г. он посылал грамоту к литовским послам вместе с Андреем Васильевым [2243] . Возможно, Яковлев и Васильев были в числе тех, кого царь «простил» во время казней на Поганой луже.
2239
Копенгагенские акты, относящиеся к русской истории. Вып. 2. С. 33. Об откликах на события 1570 г. см.: Kappeler A. Ivan Groznyj im Spiegel der anslandischen Denksschrifte.n seiner Zeit. Frankfurt am Main, 1972. C. 126–130.
2240
Садиков П.А. Очерки по истории опричнины. М.; Л., 1950. С. 37–38.
2241
ДДГ. С. 480–481. В январе 1571 г. русским послам дана была инструкция объяснить казнь Висковатого и Фуникова и других дьяков и детей боярских тем, что они учинили измену, «ссылались» с Курбским и литовскими властями (Сб. РИО. Т. 71. С. 787). О том, что царь подозревал бояр в сношениях с Польшей, пишут и иностранцы (Таубе и Крузе. С. 34; Флетчер. С. 31).
2242
В июле 1568 — марте 1571 г. С.В. Яковля был смоленским наместником (Сб. РИО. Т. 71. С. 570, 741; AS. Т. VII. N ССХХ). О нем см.: РИБ. Т. XXXI. Стб. 297; Веселовский С.Б. Синодик… С. 476–477.
2243
Сб. РИО. Т. 71. С. 751.
Иной была судьба видных опричников Басмановых и Вяземского. Боярин Алексей Данилович Басманов исчезает из разрядов фактически уже сразу после введения опричнины. По сведениям Курбского, его по приказу царя зарезал собственный сын Федор, которого также казнили [2244] . По фамильным преданиям начала XVII в., Алексей Басманов был сослан на Белоозеро, где его и его сына «не стало в опале» [2245] . В.Б. Кобрин считает это сведение более правдоподобным, ибо Басмановы в синодиках не упоминаются. По Р.Г. Скрынникову падение Басмановых «было следствием интриги» В.Г. Грязного и Малюты Скуратова [2246] . Никаких данных в пользу этой догадки автор не приводит.
2244
РИБ. Т. XXXI. Стб. 305,318,349. Последний раз в разрядах Ф.А. Басманов упоминается в 1569 г. (Синб. сб. С. 24 [РК 1559–1605 гг. С. 60]). В 1570/71 г. царь сделал в Троицкий монастырь вклад на помин его души (Веселовский С.Б. Синодик… С. 427–428).
2245
АГР. Т. I. № 94. С. 266.
2246
Скрынников Р.Г. Террор. С. 42.
По сообщению Шлихтинга, Афанасий Вяземский пострадал в результате доноса на него ловчего Григория Ловчикова о том, что он якобы предупредил новгородцев о январском царском походе [2247] . Обвинение, вероятно, было ложным или во всяком случае недоказанным: князя Афанасия не казнили, а поставили «на правеж». Это было, очевидно, около марта — августа 1570 г. [2248] Штаден говорил, что Вяземский «умер в посаде Городецком в железных оковах» [2249] . В синодиках также его имени нет.
2247
Шлихтинг. С. 32–33.
2248
В марте Иван IV вернулся из Новгорода, в июле-августе 1570 г. казнен был доносчик Г. Ловчиков. Вяземский жив был еще осенью 1570 г., ибо Шлихтинг пишет, что он «до сих пор подвергается непрерывному избиению» (Шлихтинг. С. 33).
2249
Штаден. С. 96; см. также: Кобрин В.Б. Состав… С. 32–33.
Таким образом, сам Григорий Ловчиков не пережил Афанасия Вяземского. Этот заплечных дел мастер последний раз появляется в источниках 12 июля 1570 г., когда было «взято ко государю с Григорьем Ловчиковым» какое-то «дело Прокоша Цвиленева» [2250] В данном случае речь идет не об аресте Ловчикова, а о том, что он отвозил какие-то бумаги царю [2251] . Однако в том же 7078 г., т. е. до сентября 1570 г., Ловчиков уже погиб, ибо 15 августа этого года датируется вклад его детей Троицкому монастырю (сельцо Офросимово Московского уезда) на помин души отца и матери [2252] . Возможно, что поездка в Слободу с материалами Цвиленева оказалась роковой для доносчика и палача Ловчикова.
2250
ОЦААПП. С. 44 [ГАР. С. 98]; см. также: Кобрин В.Б. Состав… С. 46.
2251
См. аналогичную помету о ящике 155: «взят ко государю в 83-м году», а также «книги Менгли-Гиреевы взяты ко государю» о ящике 36 (ОЦААПП. С. 22, 33 [ГАР. С. 47, 71]).
2252
ГБЛ.
Словом, непосредственно с делом о «новгородской измене» гибель Басмановых и Вяземского не связывается. Строго говоря, и сведения «розыскного дела» также не дают для этого нужных данных: в нем могло всего лишь говориться о том, что на следствии раздавались голоса о «ссылке», переговорах новгородцев с опричниками. Но это могло быть такой же ложью, как и вымученные под пыткой обвинения в переговорах с крымским ханом И. Мстиславского, М. Воротынского и Шереметевых [2253] .
2253
См. ниже.
Июльские казни 1570 г. коснулись только земской приказной среды и прямого отношения к опричникам не имели. Примечательно, что многие из казненных принимали участие в посольских делах. Кроме Висковатого, Фуникова, Васильева, Степанова на приемах литовских послов присутствовали В. Захаров (в 1561 г.) [2254] , Г. Шапкин (в 1566 г.) [2255] , М. Вислый (в 1570 г.) [2256] . Владимир Желнинский в 1565–1566 гг. ездил с посольством в Литву [2257] . Юрий Сидоров до января 1569 г. был псковским дьяком [2258] .
2254
Сб. РИО. Т. 71. С. 25, 45.
2255
Сб. РИО. Т. 71. С. 341, 425.
2256
Сб. РИО. Т. 71. С. 639.
2257
Веселовский С.Б. Синодик…С. 382–383.
2258
Сб. РИО. Т. 71. С. 584. Последний раз упоминается в мае 1569 г. (ГКЭ. Симбирск. № 23/11663).
Таким образом, посольская служба московского дьяческого аппарата могла дать основания для обвинений в измене. Но о некоторых из казненных можно сказать больше. Иван Михайлович Висковатый был выдающимся организатором русской дипломатической службы. Ливонский хронист Рюссов писал, что «его уму и искусству… очень удивлялись все иностранные послы» [2259] . Висковатый смело высказывал свою точку зрения на многие вопросы внешней и внутренней политики, иногда расходившуюся со взглядами правительства. Уже в 50-е годы XVI в., когда Избранная рада выступала за «южный» вариант внешней политики, Висковатый был решительным сторонником войны за Прибалтику. Он приложил свои особые «речи» к приговору земского собора 1566 г. и не одобрял опричных репрессий [2260] . Заявление Висковатым «особого мнения» на земском соборе 1566 г. дало повод А.К. Леонтьеву высказать предположение о том, что в середине 60-х годов между царем и главой Посольского приказа «наметились расхождения в оценке дальнейших внешнеполитических (и, возможно, внутриполитических) задач» [2261] . Но это надо считать заблуждением [2262] . Мнение Висковатого, поданное им на земском соборе, находилось в русле основной линии внешней политики, проводившейся в то время царем Иваном IV. До самого 1570 г. Висковатый оставался одним из активнейших руководителей дипломатической службы Русского государства и пользовался исключительным доверием царя, который его любил «как самого себя» [2263] . По поручению царя он переписывался с турецким султаном, что позднее и навлекло на него подозрения [2264] . Эта «государская тайная грамота» весной 1569 г. была передана мурзе Касыму [2265] , затем переслана султану. О содержании грамоты Висковатого мы, к сожалению, можем только догадываться [2266] . Скорее всего она представляла собой обыкновенный дипломатический зондаж. Ничего предосудительного в ней не было, ибо копия с нее оставалась в царском архиве. Было и еще обстоятельство, сыгравшее роковую роль в судьбах И.М. Висковатого и его брата Третьяка.
2259
Прибалтийский сборник. Т. III. С. 186.
2260
Шлихтинг. С. 62.
2261
Леонтьев А.К. Образование приказной системы управления в Русском государстве. М., 1961. С. 144.
2262
Совершенно бездоказательно А.К. Леонтьев утверждает, что уже к середине 60-х годов Висковатый «начал сближаться с оппозиционными царю феодальными кругами» (Леонтьев А.К. Указ. соч. С. 145). Сведение Шлихтинга о выступлении Висковатого против опричных казней не имеет точной датировки и, конечно, ни о каком сближении о реакционными кругами Висковатого не говорит.
2263
Таубе и Крузе. С. 51.
2264
Царском архиве хранилась «грамота, по государьскому цареву и великого князя веленью, от Ивана Михайловича Висковатого в Кафу к санчюку Касыму, по астороханским вестем» (ОЦААПП С. 21 [ГАР. С. 463)] 27 января 1569 г. список с нее был «взят ко государю».
2265
Садиков П.А. Поход татар и турок на Астрахань в 1569 г. // ИЗ. 1947. Кн. 22. С. 154.
2266
См. о ней: Путешествия русских послов XVI–XVII вв. С. 64, 71,72,96.
Висковатые уже давно зарекомендовали себя врагами старицкого князя. В 1553 г. И.М. Висковатый особенно настойчиво добивался отклонения кандидатуры Владимира Андреевича на московский престол. Он также резко выступал против креатуры князя Владимира протопопа Сильвестра.
Казнь Третьяка Висковатого и повара старицкого князя показывают, что летом 1570 г. царь лицемерно признавал Владимира Старицкого невинно пострадавшим [2267] . Речь шла только о старицком князе, а не о его окружении. В сыскном деле 7078 г. указывалось, что архиепископ Пимен хотел с изменниками-боярами и приказными людьми «на государство посадити князя Володимера Ондреевича», но о какой-либо вине самого старицкого князя ничего не говорилось. Словом, разыгрывалась та же инсценировка, что и в середине XVI в., когда «героем» выступал дядя царя Юрий. Тогда оказалось, что-де не сам дмитровский князь выступал против Ивана IV, а его хотел «на великое княжение поднята» Андрей Шуйский [2268] . Да и в смерти своих дядьев царь обвинял «бояр и вельмож» [2269] . Не исключено, что и приближение в 1570 г. ко двору Ивана IV ряда бояр князя Владимира также связано с его посмертной реабилитацией. Такой резкий поворот в отношении к старицкому князю мог быть вызван и предполагавшимся браком его дочери с Магнусом: тесть ближайшего союзника русского царя не мог считаться изменником [2270] .
2267
Уже 23 января 1570 г. Иван IV дал в Кирилло-Белозерский монастырь «на помин души» князя Владимира село Дмитровского уезда (Каштанов С.М. Хронологический перечень иммунитетных грамот XVI. Ч. II //АЕ за 1960 г. М., 1962. № 937). В повести о купце Харитоне Белоулине московские казни объяснялись тем, что царь «уразуме, яко сыну его царевичу Ивану Ивановичи) учинилась смерть от злых изменников» (Альшиц Д.Н. Указ. соч. С. 256). Возможно, это глухой отголосок рассказов о том, что в июле 1570 г. казнили тех, кому предъявляли обвинения в убийстве царского двоюродного брата.
2268
ПСРЛ. Т. XIII, 1-я пол. С. 78.
2269
См. об этом: Зимин A.A. И.С. Пересветов и его современники. М., 1958. С. 33.
2270
Кстати, когда в 1573 г. за Магнуса была выдана замуж другая дочь князя Владимира, то Иван IV в 1573/74 г. передает Дмитровский удел ее брату князю Василию Владимировичу (Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. // ИЗ. 1941. Кн. 10. С. 92). Пискаревский летописец относит этот эпизод к 1571/72 г. (Пискаревский летописец. С. 81 [ПСРЛ. Т. 34. С. 192]). Но в этом памятнике вообще даты сбивчивы.