Осечка-67
Шрифт:
— Как узнал?
— Есть источники.
— И жертвы?
— Неизвестно.
— А как Ленин?
— Никто его не видел.
— Так. — Коган сел на потертый стул и опустил седеющую голову на ладони.
Зазвенел телефон.
— Я сам возьму, — сказал Коган. — Может, это Смольный.
— Говорит Государственная Дума, — сказал голос в трубке. — Большевикам пока не удалось взять Зимний. Вокзалы тоже в наших руках. Предлагаем подчиниться Временному правительству.
Раздался щелчок. На том конце линии упала трубка.
— Кто?
— Государственная Дума, — сказал Коган. —
— Может, так надо? — спросил Грот.
— Не знаю.
— Ведь Бунд всегда был оппортунистической партией. И даже поддерживал Временное правительство.
— Я пойду, — сказал Паплиян. — Постараюсь проникнуть в Смольный или даже прямо в обком. Пусть дадут указания.
— Ладно, иди. А мы пока…
— Пока действуйте в соответствии с исторической правдой. Бунд поддерживал Временное правительство. Ну и вы поддерживайте. Только не очень активно. В общем сидите здесь и ждите.
Паплиян накинул плащ-болонью и собирался уже идти, как его остановил Грот:
— Так не получится. Несоответствие. Возьмите зипун. У нас есть один. Чтобы народ не узнал.
Когда Паплиян ушел, Коган сказал:
— И может, к нам будут врываться?
— Кто?
— Черная сотня. Или, наоборот, красногвардейцы. Ведь никогда не скажешь, кто к нам хуже относится.
Грот склонил яйцеобразную лысую голову и сказал:
— В этом есть правда. Мы будем делать баррикаду. Стащили к входной двери все столы и шкафы. После этого члены ЦК почувствовали себя спокойней. По крайней мере голыми руками их уже не возьмешь. Снова зазвонил телефон.
— Это партия Бунд? — спросила трубка.
— Да, — ответил Коган. — Это наша партия.
— Говорит Викжель.
— Какой Викжель?
— Комитет железнодорожников. Мы в соответствии со сценарием отказались поддерживать связь с Москвой. Мы сейчас обороняемся от матросов и Красной гвардии. Нужна помощь. Вы могли бы нам прислать человек сто дружинников?
— Вы с ума сошли! — возмутился Коган. — Мы мирная партия. У нас есть только Центральный комитет, и в нем семь человек. Восьмой ушел за инструкциями в обком.
— Какой обком? — поинтересовалась трубка.
— КПСС!
— Дорогой товарищ, обкома КПСС не существует. Пока власть еще в руках Керенского.
13
К десяти утра атаки красногвардейцев стихли. Уже три раза цепь их накатывалась на баррикады и трижды отступала. Причиной тому было и упорство защитников, и разрозненные бестолковые действия руководителей наступления.
Подвойский и Антонов-Овсеенко, которые должны были возглавить штурм на площади, этого сделать не смогли. По той причине, что Антонов-Овсеенко, полагая, что раньше десяти часов его услуги не понадобятся, засел у своего приятеля, актера Ленфильма. А Подвойский, не имевший до того никакого военного опыта, узнав, что на Дворцовой площади вправду стреляют, на первой же электричке уехал в Выборг искать дыру в советско-финской границе.
Из Смольного, поврежденного неудачным выстрелом «Авроры», не поступало никаких конкретных указаний. Общую суматоху увеличили туманные слухи о том, что убили Ленина. Слухи
В девять часов начало работать телевидение и Интервидение. Телевизионные комментаторы читали текст по заранее заготовленным сценариям, показывали заранее снятые кадры, и потому телезрители, смотревшие на голубые экраны, часов до одиннадцати были полностью уверены в том, что восстание развивается именно так, как ему положено развиваться. На экранах темнела гордая «Аврора», демонстранты сталкивались с полицией, революционные солдаты в Гатчине отражали очередную атаку частей генерала Краснова. Все это было как на самом деле и очень интересно. То, что Смольный был отключен от передач, вряд ли вызывало у кого-нибудь удивление — съезд Советов начнется только вечером.
Колобок зашел в вестибюль проведать раненых. Их набралось уже человек десять. Несмотря на многочисленные звонки в милицию, с площади продолжали стрелять боевыми патронами.
Две девушки из ударного батальона переквалифицировались в медсестер.
— Крепитесь, — сказал Колобок. — Крепитесь… граждане. Ваша кровь не пропадет задаром.
Ну и чепуху я несу, подумал Колобок. Людям же больно.
По коридору пронесся Керенский. Он тащил полевую рацию. Эту рацию юнкера захватили у нападающих в отважной и короткой вылазке.
Зося, измазанная грязью — ее швырнуло на землю воздушной волной, когда кто-то бросил за баррикаду гранату, — шла за Керенским.
Рацию установили в зале заседаний совета министров. Министров оставалось вдвое меньше, чем раньше. Пять человек убежали из Зимнего на машине с иностранным флагом. Машина предназначалась для Керенского, но тому и в голову не пришло воспользоваться ею. Впрочем, может, и к лучшему. Машина в районе Пулковского аэропорта была задержана кордоном КГБ, и министры, жестоко избитые, были увезены в неизвестном направлении.
Недавно Керенский имел беседу с Колобком. Тот провел Керенского по залам. В зале Рембрандта окно было разбито камнем или пулей на излете и капли дождя подбирались к «Автопортрету с Саскией на коленях». Другие окна тоже пострадали.
После этого разговора Керенский надвинул парик пониже на лоб и взял винтовку. Идея с рацией принадлежала ему. В распоряжении генерала Краснова, который рвался к Петрограду под тщательным наблюдением кино— и телевизионных камер, находилось несколько дисциплинированных батальонов — курсанты мореходки имени Макарова и электронный факультет Инженерной академии.
Колобок догнал Керенского и Зосю уже в зале заседаний. С помощью радиолюбителя Извицкого они установили рацию и старались выйти на связь с Красновым.
В комнату вбежал окровавленный юнкер.
— Они ворвались с фланга!
— Откуда?
— Со стороны Адмиралтейства. Там большие окна.
— Вперед! — приказал Колобок.
Он несся по коридорам, тормозя каблуками на поворотах. Сзади стучали шаги Керенского, Извицкого, Зоси и юнкера. По дороге к ним присоединились некоторые легкораненые.